Тайна Карлоса Кастанеды. Анализ магического знания дона Хуана: теория и практика

И такое отрезвление (словно порыв свободного ветра, за которым — подлинное, а не мнимое бессмертие, здешнее и одновременно невообразимо далекое чудо, так не схожее со спиритуалистическими фокусами наших духовидцев!) не явилось, разумеется, с гималайских вершин, где блуждает высокий дурман Востока.

Открытие великой тайны и начало великого отрезвления восходит к лету 1960 года, когда некий Карлос Кастанеда, никому не известный и малопримечательный молодой человек, обладавший латиноамериканской внешностью и настырностью прирожденного янки, "в ту пору студент антропологии при Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, предпринял несколько поездок на Юго-Запад с целью сбора информации о лекарственных растениях, используемых местными индейцами." (I, 5)

В те годы призрак психоделической революции уже нетерпеливо топтался на пороге скучного, вылизанного до тошноты жилища европейской культуры; в те годы примитивные племена со своими знахарями и колдунами были готовы взять реванш и хоть на миг сорвать с себя личину неполноценности, навязанную им самовлюбленными пришельцами; новые пророки, учителя и шарлатаны упражнялись в ЛСД-терапии — назревал бум. Древнее целительство — все эти кипящие в горшках корни и травы, завывания, шаманические пляски вокруг полночных кострищ — становилось медной штучкой. И вряд ли Карлос был единственным антропологом, кому припала охота поподробнее разузнать о пейоте — кактусе семейства Lofofora, содержащем мескалин, один из сильнейших галлюциногенов, известных в наше время. Тем более, что исследования культа, связанного с этим растением, уже попадались ему на глаза. (В одном интервью К. Кастанеда сам ссылается на книгу W. La Barre "The peyote cult".) Однако лишь он смог найти нечто действительно потрясающее, рядом с чем всякие "промывки мозгов" в стиле Тимоти Лири или "светящиеся существа" любителей сенсорной депривации (Дж. Лилли и др.) кажутся просто детской забавой безмерно скучающего человека.

Конечно, ему помог случай — по крайней мере, так думать легко и удобно. Хотя, кто знает? Ведь "небо не говорит", как любил повторять один очень древний даос.

Просто Карлос Кастанеда познакомился с доном Хуаном — индейцем племени яки, очень загадочным стариком, буквально заворожившим нашего антрополога. "После я стал навещать его, и примерно через год он сообщил, что решил передать мне то магическое знание, которое получил от своего учителя." (Из Интервью в Psychology Today.)

Все эти события теперь широко известны. Девять (!) книг, написанных Кастанедой, с завидным постоянством повествуют падкому на сенсации читателю о "магическом знании" дона Хуана. Понять такое знание непросто, ну, а принять со всей серьезностью — почти равносильно самоуничтожению.

"Объяснение магов, которое совсем не похоже на объяснение, является смертельным, — сказал он. — Оно кажется безвредным и очаровательным, но как только воин откроется ему, оно наносит удар, который никто не может отразить." (IV, 235)

И вовсе не ради красивых слов мы упомянули похороны мифа. Такого основательного удара по человеческому сознанию еще не наносил никто. И подчеркнуть это нам кажется особенно важным: всплеск интереса к "измененным состояниям сознания", ЛСД-путешествиям, восточным психотехникам породил в 60-е и 70-е годы целый поток научной, околонаучной и совсем не научной литературы. Это изобилие не столько восхищало, сколько настораживало: европейская культура ассимилировала новые веяния и конструировала новую мифологию. Кастанеда остался "одинокой птицей" в небесах своего безжалостного знания, и только миллионы красочно изданных книжек с его именем на обложках по-прежнему раскупаются студентами с пылким воображением и прочими любителями "остросюжетной мистики".

Старый дон Хуан Матус нанес удар, но его попросту не пожелали заметить.

"Понимание идет от разума. Но то, что делает возможным понимание, — это порыв бытия, а не разум," — говорили древние китайцы. Уже тогда они понимали, что разум и бытие разделяет пропасть. Дерзнувшие броситься туда находят либо смерть, либо вечную дорогу, где без устали ходит свирепый космический ветер.

2

Непонятным путем идет одинокий Карлос под шумные аплодисменты назойливых почитателей. Ведь он не философ и не мудрец, не создает церквей и не собирается спасать мир. Более того, он и сам толком не знает, какого океана коснулся и есть ли у него предел — только к берегу уже не пристать, хотя с рулем и ветрилами вроде бы все ладно. Просто там нет надежды. К чему возвращаться на пепелище? А чтобы собирать в таком положении апостолов, надо быть безответственным и легкомысленным честолюбцем.

И в полном согласии со своим учителем Хуаном Матусом Кастанеда стремится быть «неуязвимым». Чтобы дышать "космическим ветром" и не разлететься вдребезги, нужно стать по-настоящему «безымянным». ("Стереть личную историю", — говорил дан Хуан.) Вот почему мы можем узнать о Карлосе Кастанеде не слишком много.