Тайна Карлоса Кастанеды. Часть II. Безупречность и сновидение

Если вспомнить, что обязательным условием сдвига точки сборки является возникновение новых привычек (т. е. изменение всех стереотипов поведения и мышления), то станет ясно, почему страх парализует всякое движение по пути воина. Нагуаль открывается только в моменты абсолютного бесстрашия, что есть, по сути, готовность умереть в любой момент без трепета и сожаления о себе.

«Скажем так, основным правилом для тебя должна быть готовность к смерти, когда ты приходишь встречаться со мной, – сказал он. – Если ты приходишь сюда, готовый умереть, то не будет никаких ловушек, неприятных сюрпризов и ненужных поступков. Все должно мягко укладываться на свое место, потому что ты не ожидаешь ничего» (IV).

Более того, готовность к смерти в дисциплине дона Хуана настолько абсолютна, что переходит в качественно новое состояние, когда воин уже считает себя мертвым.

«Видишь ли, воин рассматривает себя как бы уже мертвым, поэтому ему нечего терять. Самое худшее с ним уже случилось, поэтому он ясен и спокоен» (IV).

Не правда ли, очень яркая и доступная иллюстрация к абстрактной концепции анатмана (отсутствие «я»), провозглашенной буддизмом? Сила учения дона Хуана как раз и заключается в этой удивительной конкретности подхода, когда безо всяких теоретических рассуждений само чувство непосредственно поражает сознание и тем самым интенсивно трансформирует его. «Символическая смерть» мага, о которой дон Хуан как-то рассказал Кастанеде, вспоминая годы своего ученичества в молодости, есть не что иное, как жизненная реализация вышеприведенной метафоры. Если хоть раз столкнулся с полным крушением всех надежд и всякого смысла эгоистического существования, то можешь «рассматривать себя мертвым» с достаточным основанием, опираясь на реально пережитый опыт.

Конечно, на самом деле все не так просто. Эго обладает удивительной живучестью и «воскресает» при малейшей возможности, потому проблема воина состоит прежде всего в концентрации внимания на достигнутом чувстве, в постоянном укреплении и стабилизации его. Всякая жизненная ситуация должна служить напоминанием об этом важном опыте, и с этой целью дон Хуан вводит идею «смерти-советчицы». Уже на ранних этапах обучения он предлагает Кастанеде прочно усвоить новый стереотип поведения и мышления в отношении к смерти. Простой, но эффективный прием заключается в визуализации смерти как тени, неотступно сопровождающей человека немного позади его левого плеча.

«Когда ты в нетерпении или раздражен – оглянись налево и спроси совета у своей смерти. Масса мелочной шелухи мигом отлетит прочь, если смерть подаст тебе знак, или если краем глаза ты уловишь ее движение, или просто почувствуешь, что твой попутчик – всегда рядом и все время внимательно за тобой наблюдает» (III).

Смерть-советчица – очень сильный и неожиданный образ. Принятый всерьез, он может радикально изменить весь строй жизни человеческого существа. Например, дон Хуан утверждает, что смерть-советчица помогает воину пробудить волю, т. е. способность непосредственно манипулировать энергетическими потоками, исходящими из его тела: «Когда воин достиг терпения, он на пути к своей воле. Он знает, как ждать. Его смерть сидит рядом с ним на его циновке. Они друзья. Смерть загадочным образом советует ему, как варьировать обстоятельства и как жить стратегически. И воин ждет.

Я бы сказал, что воин учится без всякой спешки, потому что знает, что ждет свою волю» (II).

Каким же образом смерть помогает воину добиться своего? В первую очередь, благодаря тому, что отсутствие страха смерти способствует развитию таких важных качеств, как терпение и отрешенность.

«Только мысль о смерти может дать человеку отрешенность, достаточную для того, чтобы принуждать себя к чему бы то ни было, равно как и для того, чтобы ни от чего не отказываться…

<Воин> должен полностью понимать, что он сам целиком отвечает за свой выбор и что если он однажды сделал его, то у него нет больше времени для сожалений или упреков в свой адрес» (II).

Здесь выявляется психологическая основа для того особого отношения к собственным действиям, что дон Хуан называет принятием ответственности за свои поступки. Он постоянно требует от Кастанеды именно такого отношения к жизни, – отношения, не допускающего истощающих колебаний или сомнений.

Любопытно, что подобная позиция одновременно исключает и оборотную сторону страха – надежду. Мы нечасто отдаем себе отчет, как тесно связаны между собой эти два психологических феномена. Чогьям Трунгпа в уже цитированной нами книге разъясняет: