Тайна Катыни, или Злобный выстрел в Россию

Напомним, что в настоящем исследовании неоднократно приводились ссылки из устного рассказа Л. Гиндина в 1972 г. о фактах настоящего вандализма в отношении красноармейцев, особенно еврейской национальности, в польском плену. (http://www.krotov.info/library/k/krotov/lb_01.html#4). Однако Я. Кротов предпочитает факты из рассказа деда не упоминать. Он делает упор на его письма из польского плена. Что ж попробуем прочитать эти письма.

Письма Лазаря Гиндина — это попытка мужественного человека не только сообщить о себе близким, но и поддержать их. Ключом для понимания смысла его писем являются фразы, обращенные к любимой жене:

«Береги себя, голубка, не переутомляйся. У тебя ведь слабое сердце. Обо мне не беспокойся, цел буду».

(письмо от 18 мая 1921 г.)

«Олечка! Деточка! Береги себя и девочек. Помни, что ты дороже мне всего…».

(письмо от 24 ноября 1920 г.)

Абсолютно ясно, что Л. Гиндин не мог описывать реальное положение дел в польских лагерях, так как это могло стоить ему жизни. В материалах сборника «Красноармейцы в польском плену в 1919–1922 гг.» отмечается, что попытки пленных красноармейцев пожаловаться проверяющим на бесчеловечные условия своего содержания в лагерях, как правило, имели для жалобщиков весьма тяжкие последствия. Как выше говорилось, в Мокотове, например:

«…одежды пленных, которые жаловались, отмечались красной краской, и их после гоняли на более тяжелые работы».

(Красноармейцы. С. 649, 650)

Гиндин рассказывает что, когда в Тухоль в связи с голодовкой заключенных по поводу плохого питания приехал российский представитель, то:

«…открыто жаловаться никто не осмелился, чтобы надзиратели не вымещали злобу после отъезда представителя».

(http://www.krotov.info/library/ k/krotov/lb_01.html#4)

Стремясь успокоить жену, Л. Гиндин уделяет крайне мало внимания в своих письмах жестокой реальности в польских лагерях. Однако некоторые фразы в этих письмах, при внимательном прочтении, свидетельствуют о страшных испытаниях, которые ему довелось пережить в качестве военнопленного.

23 марта 1921 г. Гиндин пишет:

«Питание хорошее. Только окончательно оборвался. Всё истрепалось».

О том, как дело обстояло на самом деле в польских лагерях, написал в апреле 1921 г. в своем письме Ольге Гиндиной освободившийся из плена Яков Геллерштрем, сосед Л. Гиндина по Рембертовскому лагерю:

«…Я так же был в плену, в Рембертове, по внешности потерял всякое человеческое достоинство, унижения неописуемые и только благодаря случайности, я родился в Эстонии — был освобождён, спасён».

Какими же ужасными обстоятельствами и нечеловеческими условиями плена вызваны страшные в своей безысходности слова Геллерштрема «был спасён… только благодаря случайности»! Но и у сдержанного Гиндина в письмах жене тоже иногда проскальзывают страшные признания:

«Думаю, что по приезде дадут всё-таки немного отдохнуть дома, а то я стану совсем инвалидом…»

(письмо от 18 мая 1921 г)

Двумя месяцами позднее, чтобы успокоить жену, Л. Гиндин откровенно бравирует в своем письме от 23 июля 1921 г. Пишет о «рыбном спорте» (не рыбалке!) и в конце заявляет:

«Вот видишь, как мало я могу сообщить тебе о моей жизни. Живу на всём готовом и не о чём заботиться…»

В феврале и начале мая 1921 г. Л. Гиндин тоже утверждал, что якобы вокруг все хорошо, самое скверное позади, и вдруг 5 августа того же года в письме из Белостока у него опять неожиданно вырывается:

«Моя дорогая! Самое тяжёлое осталось позади, и если я уцелел до сих пор, то наверно увидимся…»

Возникает вопрос: так когда же на самом деле было тяжело?