Ее тон, выражение лица явно свидетельствовали о том, что с женой Хантри ее едва ли связывали узы дружбы.
После минуты молчания она с горечью добавила:
— Похоже, что слава мужа как-то пьянит и даже радует ее!.. Не говоря уже о тех деньгах, которые Рихард оставил ей, когда исчез…
— Были ли у Рихарда Хантри склонности к самоубийству? — задумчиво спросил я. — Не говорил ли он когда-нибудь о возможности уйти из жизни?
— Как я могу это знать! — горестно воскликнула она, качая головой. Потом, после небольшой паузы добавила с каким-то отчаянием в голосе: — Поймите, ведь я знала его хорошо лишь в то время, когда Рихард был очень молод. Да и я сама в то далекое время была еще моложе его… Честно говоря, я не видела Рихарда уже более тридцати лет… Но очень верю в то, что он все еще жив!
Рут Бемейер крепко прижимала к груди фотокопию письма исчезнувшего художника, давая этим понять, что он все так же прочно живет в ее сердце, как и раньше. На ее верхней губе показались мелкие капельки пота, которые она смахнула нервным жестом своей ладони.
— Мне все же хотелось бы поговорить с миссис Хантри, — сказал я.
— Не думаю, что это так уж необходимо в связи с пропажей картины… — возразила Рут Бемейер.
— Все же я попробую это сделать. Любые детали и незначительные, казалось бы, сведения могут помочь мне в поисках.
На ее лице отразилось неодобрение.
— Но ведь нам лишь необходимо, чтобы вы отыскали пропавшую картину.
— Мне показалось, миссис Бемейер, вы хотите инструктировать меня, каким образом я должен выполнить свою задачу? Я уже пробовал сотрудничать подобным образом с некоторыми другими клиентами, однако результаты оказывались не лучшими.
— Я не понимаю, зачем вам говорить с Франчиной Хантри по поводу пропавшей картины? Я же сказала: она… не из числа наших хороших знакомых, и тем более друзей…
— По-вашему, мне лучше всего контактировать только с вашими друзьями…
— Я хотела сказать совсем не это… Видимо, вы намереваетесь опросить множество людей?
— Я буду говорить с теми, кто будет мне необходим! — твердо заявил я. — Это дело представляется мне много сложнее, чем вы думаете. Оно может занять немало времени и потребует наверняка больших расходов, чем вы представляете.
— Мы все оплатим!
— Я в этом не сомневаюсь. Правда, я не уверен в таком же настойчивом желании вашего мужа найти картину…
— Прошу об этом не беспокоиться. Если даже он откажется вам платить, это сделаю я.
Я кивнул головой, показывая этим, что мне все понятно. Затем миссис Бемейер проводила меня до порога и вышла со мной на площадку, чтобы показать расположение виллы семьи Хантри.
Далеко внизу я увидел здание, построенное в неоиспанском стиле. Здесь было множество пристроек и лоджий. Вилла Хантри располагалась несколько ниже вершины холма, на котором мы стояли, с другой стороны частной дороги, по которой я недавно поднимался к особняку Бемейеров.
Я четко запомнил, что отсюда хорошо просматривались окна виллы Хантри и примыкающая к ней местность.
Глава 3
После недолгих поисков я самостоятельно отыскал дорогу, ведущую к открытому месту над ущельем, где располагалась вилла Хантри. Припарковав машину, я не спеша направился к дому.
На мой звонок дверь открыл плотный мужчина с крючковатым носом и не слишком приятной наружности. Дверь распахнулась почти мгновенно: ясно было, что он видел, как я подъезжал к вилле.
— Чем могу служить? — небрежно спросил он с фамильярностью старого слуги дома.
— Я хотел бы увидеть миссис Хантри, — спокойно ответил я.
— Ее нет дома. Можете оставить записку.
— Нет, — покачал я головой. — Мне необходимо переговорить с ней лично!
— О чем же? — нагловато спросил он.
— Это я скажу ей самой, если вы объясните, где она может сейчас находиться,
— Допустим, в музее… Сегодня ее дежурство.
Кивнув, я ушел к машине, решив сперва навестить Поля Гримеса, а затем уж отправиться в музей. Поехав берегом к нижней части города, я свернул с главной улицы в небольшой переулок и вскоре уперся в здание, где находилась картинная галерея Гримеса. Она была затиснута вегетарианским рестораном, с одной стороны, и магазином — с другой. Не понравился мне и фасад дома, выложенный старым кафелем. Нужное мне помещение располагалось на втором этаже. Об этом говорила позолоченная надпись в витрине.
«Поль Гримес. Картины и предметы интерьера.»
Я припарковался к бровке тротуара неподалеку от здания. Открывая двери галереи, я услышал мелодичный звон колокольчика.
«Небогато!» — мелькнула у меня мысль, когда я вошел внутрь и огляделся.
Скромность обстановки должны были, видимо, скрывать цветные драпировки и разрисованные экраны. На стене висели несколько картин, ценность которых вызывала сомнение.