Тайна художника

— Красные такие… Только лишь две… Но моя слабость, наверное, оттого, что у меня со вчерашнего дня не было во рту ни крошки… Фред пообещал принести из дому что-нибудь поесть. Скорее всего, ему это не удалось, видимо, не разрешила его мать. Она не любит меня… Хочет лишь одного: чтобы Фред оставался всегда лишь ее собственностью…

Помолчав с минуту, девушка добавила все тем же тихим, пассивным тоном:

— Ну и пусть он идет ко всем чертям и знается только со своими пауками…

— Но ведь и у тебя есть своя мать! — возразил я.

Она поудобнее вытянула ноги, тщательно прикрыв их полами своей длинной кофты и накидкой, а потом задумчиво ответила:

— Да, есть… Так что же из этого?

— Если тебе нужна помощь или еда, почему ты не обратишься к родной матери?

Молодая девушка решительно замотала головой, сильно и резко, словно эти слова были ей очень неприятны. При этом ее волосы рассыпались во все стороны, закрыв лицо и глаза. Она отбросила их назад все тем же резким гневным движением, как бы избавляясь от давящей ее мысли.

— Я не хочу просить у нее никакой помощи! — решительно воскликнула Дорис, несколько повысив голос. — Она хочет отнять у меня свободу! Закрыть навсегда в каком-то помещении и забросить ключ от выхода.

Девушка взволнованно приподнялась на коленях. Теперь ее голубые глаза находились на уровне моих. Она внимательно посмотрела на меня и с подозрением спросила:

— Может, вы подосланы ко мне именно ею?

— Но позвольте, Дорис!..

— Точно! Она ведь грозилась меня наказать… Говорила, что напустит на меня агентов или полицию… Жалела о том, что не предприняла этого раньше. Но ведь и я могла рассказать им немало неприятного… того-сего… — Дорис укоризненно покачала своей светловолосой головкой, выпятила вперед подбородок, как бы решившись на наступление.

— Что же именно? — спросил я.

— Например, хотя бы то, что оба они всю свою жизнь непрерывно ссорились и пускались в различные авантюры… Построили себе этот мрачный, огромный, отвратительный домище, где поедом едят друг друга… И так в этом преуспели, что растеряли где-то всю доброту…

— О чем же они спорят так часто?

— О многом! О какой-то Милдред, например… В действительности же все дело в том, что они давно уже не любят друг друга. Оба жалеют только себя и свою жизнь. Даже ко мне имели какие-то претензии. Я помню только, как они кричали друг на друга над моей головой, когда я была совсем ребенком. А я стояла между ними и дрожала… Мать взяла меня на руки, отнесла в ванную и заперла там на ключ. Отец выломал тогда дверь плечом, но после этого долго носил правую руку на привязи… С тех самых пор я часто думаю о привязи, путах, которыми меня связали…

— Но ведь таблетки совсем не помогут тебе в этом, Дорис, — проговорил я сочувственно, немного расстроенный ее сбивчивым, но печальным рассказом о невеселом детстве в мрачном и громоздком доме Бемейеров.

Выпятив нижнюю губу, как непослушный ребенок, который в любую минуту может разразиться плачем, Дорис резко ответила:

— Не нуждаюсь в советах! Вы действительно шпионите за мной, да? Вас прислала моя мать, не так ли?

— Не совсем так, Дорис, — покачал я головой. — Но я действительно разговаривал с ней недавно.

— Допустим, она проинформировала вас обо всех моих «ужасных поступках»… О том, какая я противная, непослушная и взбалмошная девчонка… О том, какой у меня гадкий характер…

— Ты ошибаешься, Дорис! — серьезно возразил я. — Твоя мать действительно беспокоится о тебе.

— Ее беспокоит моя дружба с Фредом? — Дорис печально опустила голову и не подняла ее даже тогда, когда снова заговорила: — Меня это тоже беспокоит, но совсем по другому поводу. Она думает, что мы любовники… или что-то в этом роде… Однако я, кажется, не способна к сожительству с людьми… Чем больше с ними сближаюсь, тем явственнее ощущаю холодок…

— Почему же? — полюбопытствовал я.

— Я просто боюсь людей…

— И в отношении с Фредом то же самое?

— Нет, его я не боюсь, — покачала она головой. — Просто временами он доводит меня до бешенства, тогда я хочу… — она не докончила фразу, замолкнув на полуслове.

— Какое же возникает у тебя желание?

Девушка заколебалась с минуту, потом почти твердо ответила:

— Я намеревалась сказать «…убить его», но на самом деле я совсем так не думаю. В конце концов, что бы это дало? Фред и так уже по существу мертв, так же как и я…

Я рассердился и хотел ей резко возразить, напомнив о ее молодости и красоте, но тут же подумал о том, что Дорис является для меня в определенном смысле свидетельницей. Не имело смысла с нею спорить, доказывать свою правоту…

— Что же случилась с Фредом? — спросил я. — Почему ты так о нем говоришь?

— Много причин к этому… — задумчиво ответила она. — Он ведь из бедной семьи. Ему было трудно пробиться, занять хотя бы то место, где он сейчас находится. А по существу это ничто! Его мать что-то вроде санитарки, но помешалась на муже, который остался после войны калекой. Фред должен бы стать художником или кем-то в этом роде, но, боюсь, этого никогда не будет.

— У Фреда какие-то неприятности?

Лицо у Дорис стало вдруг непроницаемо холодным, когда она резко ответила: