…И все же Вильям Меад, выступая уже под личиной Рихарда Хантри, вряд ли смог быстро выбраться из сложной ситуации и уехать из Аризоны, избежав серьезного и продолжительного разбирательства, если бы не было еще чьей-то серьезной помощи. Кто-то довольно влиятельный должен был притормозить следствие, а вскоре даже его закрыть как бесперспективное, нераскрытое дело об убийстве „Вильяма Меада“, ведущееся шерифом Бротертоном, чтобы, в конце концов, и вовсе прекратить все дальнейшие попытки разобраться в этом деле».
Я снова глубоко задумался…
«Кто же мог быть этим влиятельным лицом, способствующим тому, чтобы замять уголовное дело об убийстве юноши?» — спрашивал я себя.
Я этого не знал, хотя и чувствовал, даже был уверен в том, что такой человек действительно существовал. Именно он умело выполнил свою часть задуманного Вильямом Меадом дерзкого плана — занять в жизни почетное место законного Рихарда Хантри!
Глава 30
Джек Бемейер медленно поднялся с кресла и тяжело встал на ноги, будто удерживая на своих толстых плечах огромную тяжесть, которая непрерывно давила на него и пригибала к земле. Он был явно взволнован, да и выпил уже несколько бокалов.
Он остановился у порога в открытых дверях гостиной и мешковато повернулся к жене.
— Есть одна важная вещь, о которой ты все же должна теперь знать… — проговорил он медленно, но четко и твердо, как решившийся глубоко нырнуть. — Дело в том, Рут, что Вильям Меад — мой внебрачный сын!.. Мой и Милдред Меад. Когда он родился, мне не было и полных двадцати лет…
Лицо Рут Бемейер залила краска, а в глазах появилось отчаяние.
— Почему же… почему ты раньше… не рассказал мне об этом? — отчаянно вскричала она, но потом сразу же поникла и как-то вся сжалась. — Сейчас уже поздно… об этом… — Она посмотрела на мужа таким взглядом, будто видит его в последний раз в своей жизни.
Оба они надолго замолчали, не глядя друг на друга…
Перед поездкой в комиссариат полиции я заехал за Джеком Бемейером. В его доме мы больше молчали в течение нескольких минут, пока он собирался, погруженные в свои мысли. Потом молча прошли через какую-то комнату и направились к выходу.
Джек Бемейер двигался как-то неуверенно, даже чуть замедленно, несколько шатаясь. Выйдя через главный ход, я помог ему сесть в машину, а затем медленно направил ее по пологому спуску. Лишь теперь он заговорил о прошлом, как бы делясь своими тяжкими думами, отрывисто и не очень связно.
— По-существу, это был просто случай… — тихо и медленно говорил он, с трудом подбирая слова. — Так бывает порой в жизни… Я познакомился с Милдред Меад очень давно, еще когда учился в гимназии… Это случилось после одного из футбольных матчей… Старый Феликс Хантри давал прием в своем большом горном особняке… Я тоже оказался среди приглашенных, так как моя мать приходилась ему кузиной… Но присутствовал я там как бедный родственник…
Бемейер замолчал, как бы собираясь с мыслями, он пару минут безмолвно сидел рядом со мной, низко опустив голову. Лишь после некоторой паузы он вновь заговорил и стал произносить слова четче, громче, быстрее, словно окончательно решившись.
— В тот день я, можно сказать, «добыл три очка из четырех возможных»… если можно так грубовато оценить мою победу над красивой и юной тогда Милдред… — он поднял голову и даже как-то победоносно смотрел вперед. — Милдред тогда было семнадцать лет… а в восемнадцать уже родился Вильям… Я был, как говорится, гол как сокол, и ничего не мог сделать для нашего ребенка… У меня совсем не было денег… Я пытался как-то выкрутиться с помощью друзей… Милдред сама понимала это и, наверное, поэтому сказала старому Феликсу Хантри, что это его сын! Он поверил, потому что очень ее любил. Вот он и позволил дать мальчику свою фамилию и стал дарить деньги на его содержание… Так продолжалось некоторое время, пока Милдред не порвала со старым Феликсом Хантри и не переехала к Симону Лангсмену… Но и тогда она делала что могла для меня… Даже помогла обеспечить мне спортивную стипендию… а еще раньше уговорила Феликса Хантри нанять меня работать на его шахту медных разработок… Она потом почти все время помогала мне «взбираться по ступенькам общественной лестницы»… За все это я ей искренне благодарен… — несколько тише проговорил он, но в голосе гордого Бемейера не чувствовалось ни тепла, ни признательности…
Может быть, сейчас он остро почувствовал, что его жизнь покатилась не по той дороге, по которой он намеревался идти… Он продолжал угрюмо смотреть через ветровое стекло машины на улицы города, как бы заново знакомясь с местами, по которым мы ехали. Казалось, он видел их впервые…
Наконец мы прибыли к зданию суда. Затем прошли узкими, неопрятными и полутемными коридорами, которые походили на какие-то горные катакомбы. Ведь судебные здания во многих городах не отличаются внутренним уютом и красотой.
После долгих и скучных формальностей, напоминавших какой-то древний обряд, сотрудник окружной прокуратуры провел нас в комнату, где уже находился узник «Джери Джонсон», недавно задержанный мною у чердака мрачного дома Джонсонов.