— Должен признать, — продолжал Эллери, — что до вчерашнего дня суть этого плана от меня ускользала. Сколько я ни пытался проникнуть в эту тайну, мне не удавалось приблизиться к пониманию того, зачем преступнику понадобился его странный трюк с перестановкой. Я, конечно, понимал, что таким способом он мог намекнуть на какие-то «перевернутые» свойства другого человека, так или иначе связанного с этим делом. Пожалуй, это была единственная зацепка. Но потом я так сильно запутался в филологии, филателии и всякого рода специальных терминах, что уже не раз хотел отказаться от решения этой загадки. Меня занимало множество неразрешимых вопросов. Если все было переставлено наоборот, чтобы указать на другого человека, значит, этот человек должен был быть как-то связан с преступлением. Но что конкретно было в нем наоборот? Кого хотели впутать в это дело? И самое главное — кто переставил все вещи задом наперед? Кто указывал на кого? — Эллери рассмеялся, но остальные хранили гробовое молчание. — Вижу, что вы смущены, и ничуть вас в этом не виню. Я нашел множество всяких ниточек. Каждая из них действительно куда-то вела, но в конце концов приводила в тупик, а не к ясному решению проблемы. Кто переставил вещи — сам убийца или кто-нибудь другой? Может быть, это был случайный свидетель преступления? Если это сделал сам преступник, значит, он не просто указывал на другого человека, а хотел его подставить. Но такая подстава выглядела слишком туманной и неопределенной, чтобы из нее мог выйти какой-то толк. Если вещи перевернул свидетель, то почему он просто не пришел и не рассказал о том, что знает, а выбрал такой странный и сложный способ указать на настоящего преступника? Эти вопросы осаждали меня со всех сторон. И куда я ни поворачивался, меня ждали только новые загадки.
А потом, — пробормотал Эллери, — я вдруг увидел, как просто обстоит дело и как долго я сам себя водил вокруг пальца. Я совершил одну ошибку. Я неправильно оценил факты. Меня подвела логика. Я не принял во внимание тот поразительный факт, что для перевертывания вещей наоборот существовало два разных объяснения, а не одно!
— Знаете ли, я в не восторге от вашего ораторского мастерства, — неожиданно заговорил Феликс Берн. — Мне кажется, вы толкуете о каких-то чересчур замысловатых вещах или сами не понимаете, что говорите…
— Могу я попросить джентльмена из «Мандарина», — спросил Эллери, — соблюдать спокойствие и тишину? Скоро вы все узнаете, мистер Берн… Итак, я пришел к выводу, что у загадки есть два возможных решения. О первом я уже упомянул: вещи были переставлены, чтобы указать на какое-то «обратное» свойство человека, замешанного в этом деле. Второе, до сих пор не приходившее мне в голову, — продолжал Эллери, подавшись вперед, — заключалось в том, что кто-то попытался скрыть нечто «обратное» в человеке, замешанном в этом деле!
Он сделал паузу, чтобы закурить новую сигарету. Закрывая ладонями спичку, Эллери бросил пристальный взгляд на своих слушателей. Но на всех лицах было написано только полное замешательство.
— Кажется, это нужно объяснить подробнее, — заявил он, выпустив клуб дыма. — Первая возможность уводила от преступления, вторая — вела к нему. Первая предполагала разоблачение, вторая — сокрытие. Возможно, я лучше проясню дело, задав вам один вопрос: если все на теле жертвы и в комнате было перевернуто вверх дном, то кто мог являться целью этого преднамеренного сокрытия?
— Поскольку одежда на убитом была надета задом наперед, — тихо предположила мисс Темпл, — значит, преступник хотел скрыть какие-то обстоятельства, касающиеся жертвы.
— Браво, мисс Темпл! Вы попали в самую точку. В этом деле был только один человек, ради которого имело смысл проводить такую маскировку. И этот человек был сам убитый. Иными словами, вместо того чтобы искать «обратные» качества у преступника, совершившего это убийство, или его возможного сообщника, или случайного свидетеля, надо обратить внимание на «перевернутые» свойства самой жертвы.
— Все, что вы говорите, очень мило, — опять вмешался Берн, — но я по-прежнему не вижу…
— Как сказал Гомер, — перебил его Эллери, — «света дневного нам дай, и сразу умолкнет Аякс». Классика для любителя классики, мистер Берн… Само собой напрашивается вопрос: в чем могут заключаться «перевернутые» свойства жертвы, которые имеют такое важное значение? Касаются ли они самого убитого? Если исходить из нашей теории, жертва обладала каким-то признаком, который преступник хотел спрятать, утаить, замаскировать. Иначе говоря, если у жертвы была одна единственная вещь шиворот-навыворот, то преступнику пришлось переставить все предметы, которые находилось на нем или вокруг него, чтобы скрыть эту единственную вещь, — и чтобы никто не мог догадаться, ради чего он предпринял всю перестановку.
На лице издателя появилось странное выражение, и он откинулся в кресле с поджатыми губами. Потом посмотрел на Эллери каким-то новым, слегка растерянным взглядом.