Тайна Кломбер Холла

— Они не общаются с миром, — ответил Рам Сингх, вставая. — Они достигли более высоких ступеней, чем я, и поэтому более чувствительны к оскверняющим влияниям. Они погружены в шестимесячную медитацию по поводу третьего воплощения, которая продолжалась лишь с некоторыми перерывами с того самого времени, как мы покинули Гималаи. Больше я с вами не встречусь, мистер Хантер Вэст, и поэтому прощаюсь с вами. Ваша старость будет такой счастливой, как вы заслуживаете, а ваши изыскания оставят глубокий след в науке и литературе вашей родины. Прощайте!

— И я тоже больше вас не увижу? — спросил я.

— Если только не прогуляетесь со мной по берегу. Но вы уже выходили сегодня утром и, видимо, устали. Я прошу у вас слишком многого.

— Ничуть, я буду рад пойти, — отозвался я вполне искренне, и мы отправились вдвоем, а отец немного проводил нас, и я видел, что он с удовольствием возобновил бы санскритские споры, если бы одышка позволяла ему идти и говорить одновременно.

— Он глубоко ученый человек, — заметил Рам Сингх, когда мы с ним расстались, — но, как многие другие, нетерпим к мнениям, отличающимся от его собственного.

Я ничего не ответил на это замечание, и некоторое время мы молча шли по самой кромке прибоя, где плотный песок облегчал ходьбу. Слева песчаные дюны, повторяющие линию берега, скрывали нас от любого взгляда, а справа в широком заливе не виднелось ни единого паруса. Мы с индусом были совершенно одни.

Мне не могло не прийти в голову, что, если он и впрямь так опасен, как считает помощник капитана или генерал Хизерстоун, то я поступаю неосторожно.

И все же облик его дышал такой величественной благостью, в темных глазах светилась такая нерушимая ясность, что в его присутствии все подозрения улетали, как будто подхваченные морским бризом. Лицо его могло стать суровым, и даже ужасающим, но я чувствовал, что он неспособен быть несправедливым.

Когда я посматривал на его благородный профиль и иссиня черную броду, его поношеный твидовый костюм причинял мне почти болезненное ощущение несоответствия, и я мысленно переодевал его в свободную восточную одежду, единственно подходящую к его достоинству и грации.

Он привел меня в старую рыбачью избушку, уже несколько лет, как заброшенную, с нее наполовину сдуло тростниковую крышу, а разбитые окна и поломанная дверь создавали вид печального запустения. И такое пристанище, которым побрезговал бы шотландский нищий, эти необыкновенные люди предпочли предложенному им гостеприимству лэрдова дома. Крохотный садик вокруг превратился в спутанную массу кустов ежевики, и через нее мой проводник проложил себе путь к выломанной двери. Он заглянул внутрь дома, а потом пригласил меня жестом.

— У вас есть возможность, — проговорил он тихо и благоговейно, увидеть такое зрелище, какое немногим из европейцев удавалось наблюдать. В этом коттедже вы найдете двух йогов — людей, которых лишь одна ступень отделяет от высшей степени посвящения. Оба они сейчас в экстатическом трансе, иначе я не дерзнул бы навязывать им ваше присутствие. Их астральные тела покинули их, чтобы присутствовать на празднестве светильников в священном Рудокском монастыре Тибета. Ступайте тише, чтобы пробуждением телесных чувств не отвлечь их от выполнения долга раньше времени.

Медленно и на цыпочках я кое-как пробрался сквозь ежевику и заглянул в дверь.

Там не было никакой мебели, вообще ничего, кроме охапки свежей соломы в углу. В этой соломе, по-восточному скрестив ноги и опустив голову на грудь, сидели двое, один маленький и сморщеный, другой высокий и худой. Ни один из них не взглянул на нас и не обратил ни малейшего внимания на наше присутствие. Они сидели так тихо и неподвижно, что могли бы показаться двумя бронзовыми статуями, если бы не медленное и размеренное дыхание. Но особенный пепельно-серый оттенок их лиц сильно отличался от здоровой смуглокожести моего спутника, и я заметил, наклонив голову, что могу видеть только белки их глаз: радужные оболочки полностью закатились под веки.

Перед ними на маленьком сплетенном из соломы коврике стояла глиняная мисочка с водой и лежал ломоть хлеба, а рядом — листок бумаги, исписанной какими-то каббалистическими знаками. Рам Сингх взглянул туда, а потом, сделав мне знак удалиться, сам вышел за мной следом в сад.