- Ну, дружище, - сказал я с напускным спокойствием, хотя на самом деле внутренне сжался, - чего вам от меня нужно? - Обветренное лицо незнакомца было словно вырезано из красного дерева. От рта до уха тянулся глубокий шрам, что отнюдь не украшало внешность бродяги. В волосах сверкала седина, меховая шапка была надета набекрень, что придавало ему ухарский и какой-то полувоенный вид. В общем, он производил впечатление одного из опасных бродяг, которых мне когда-либо доводилось встречать.
Вместо ответа незнакомец некоторое время молча разглядывал меня мрачными желтоватыми глазами и затем со звоном сложил нож.
- Вы не судья? - спросил он. - Впрочем, вы слишком молоды для этого. Меня забрали сперва в Пэслее, затем в Вигтауне. Но пусть только кто-нибудь посмеет теперь коснуться меня. Он надолго запомнит капрала Руфуса Смита. В этой проклятой стране не дают человеку работу и еще сажают за решетку за то, что у него нет средств к существованию.
- Мне очень грустно видеть старого воина в таком состоянии, - сказал я. В каких частях вы служили?
- В конной батарее, в королевской конной артиллерии. Чтоб ей пусто было, этой военной службе! Сейчас мне около шестидесяти лет, а я получаю нищенскую пенсию в тридцать восемь фунтов и десять шиллингов. Этого не хватает даже для хорошей выпивки и табака.
- По-моему, тридцать восемь фунтов и десять шиллингов в год - довольно изрядное подспорье на старости лет, - заметил я.
- Ах, вы так думаете?! - воскликнул он насмешливо, приближая ко мне обветренное лицо. - Сколько, по-вашему, может стоить этот шрам, нанесенный индийской саблей? А нога, в которой все суставы гремят, как игральные кости в мешке, потому, что ее отдавил лафет, во что ее оценить, а? А печень, как губка, а малярия, которая трясет меня, как только подует восточный ветер, какова рыночная цена всего этого? Согласились бы вы приобрести это за сорок фунтов в год, скажите-ка?
- Мы все в этом крае небогатые люди, - сказал я. - У нас вы считались бы богачом.
- Значит здешние люди - болваны и не имеют представления о жизни, - сказал он, вытаскивая из кармана черную трубку и набивая ее табаком. - Я знаю, что значит хорошая жизнь и, черт возьми, покуда у меня в кармане водится хотя бы шиллинг, я использую его как следует. Я сражался за родину, и мне заплатили за это чертовски мало. Я решил обратиться к русским, научу их, как пробраться через Гималаи, так, чтобы их не смогли остановить ни афганцы, ни англичане. Сколько мне заплатили бы в Петербурге за этот секрет, как вы думаете, а?
- Мне стыдно слышать такие разговоры от старого солдата, даже в шутку, сказал я сурово.
- В шутку! - воскликнул он, сопровождая мои слова взрывом проклятий. - Я давно сделал бы так, если бы русские заинтересовались. Скобелев был лучшим из них, да его прикончили. Впрочем, все это неважно. Вот что я хочу спросить вас: не слыхали ли вы здесь о человеке по имени Хэзерстон, бывшем полковнике сорок первого Бенгальского полка? Мне говорили в Вигтауне, что он живет где-то здесь.
- Он живет вон там, в большом доме, - сказал я, показывая на башню Клумбера. - Пройдите немного и вы увидите ворота. Впрочем, имейте в виду, генерал не особенно любит гостей.
Последние слова не достигли ушей капрала Руфуса Смита: как только я показал ему ворота, он поспешно заковылял к ним.
Мне никогда не доводилось видеть такого способа передвижения. Смит становился на землю правой ногой, только сделав с десяток прыжков на левой. При этом он действовал левой ногой столь усердно, что подвигался с удивительной быстротой.
Я был так поражен, что остался стоять на месте, глядя вслед неуклюжей фигуре Смита. Вдруг мне пришла в голову мысль, что встреча такого грубого человека с вспыльчивым генералом может вызвать самые серьезные последствия. Поэтому я погнался за Смитом, скакавшим по дороге, подобно огромной неловкой птице, и догнал его у самых ворот поместья, где Смит остановился и, держась за железную решетку, всматривался в темную подъездную аллею.
- Старый хитрый шакал, - произнес он, оглядываясь на меня и кивая в сторону Клумбера. - Старый пес! Так это его бунгало вот там за деревьями?
- Да, это его дом, - ответил я. - Но я посоветовал бы вам придерживаться общепринятых выражений, если вы собираетесь говорить с генералом. Он не потерпит грубостей.
- Вы правы. Он всегда был тертым калачом. Взгляните, не он ли это подходит к нам по аллее?
Я посмотрел через решетку и убедился, что это действительно генерал. Он спешил к нам, быть может, заметив нас, или привлеченный нашими голосами. Приближаясь, он по временам останавливался, вглядываясь в нашу сторону сквозь темные тени деревьев.
- Производит разведку, - прошептал мой спутник с грубым хихиканьем. - Он боится, и я знаю, чего он боится. Не хочет попасть в капкан, старый черт. Держу пари, что он готов удрать.
Потом вдруг, поднявшись на цыпочки и размахивая рукой, просунутой через прутья решетки, он заорал изо всей мочи:
- Подойдите, мой доблестный командир, подойдите! Путь свободен, врагов нет!