Тайна корабля

Словом, я был бы изобличен, если бы не расположил мистера Денмана в свою пользу его любимым напитком — портвейном настолько высокого достоинства, что, без сомнения, он выдерживался не в погребе «Герба Кэртью», а был перенесен сюда под покровом ночи из погребов замка. При каждом промахе, а особенно в тех случаях, когда я решался высказать мнение, я спешил наполнить стакан дворецкого, и к тому времени, когда я перешел к обменным, он находился в таком состоянии, в котором никакой собиратель марок не представляет серьезной опасности. Избави меня Бог утверждать, что он был пьян; по-видимому, он был не способен к необходимому для этого оживлению; но глаза его остановились, и пока я не перебивал его, он говорил, по-видимому, не заботясь о том, слушаю ли я его.

В обменных марках мистера Денмана замечалась та же особенность, что у маленькой Агнессы, — несоразмерное преобладание обыкновенных французских марок в двадцать пять сантимов. И здесь я нашел буквы штемпеля С, СН, на некоторых также А и конечное У. Тут, стало быть, передо мной было почти полное название, и как будто знакомое; но все-таки я не мог разобрать или встретить недостающих букв. Но вот мне попалась марка с буквой L перед Y, и в ту же минуту я сложил все слово. Chailly — да, Chailly-en-Biere, почтовая станция Барбизона — подходящее место для человека, который скрывается, подходящее место для мистера Норриса, который странствовал по Англии и рисовал, подходящее место для Годдедааля, который оставил палитру на «Летучем Облачке». Странно, в самом деле, что пока я таскался по Англии с сутягой, человек, которого мы искали, поджидал меня в том самом пункте, куда я намеревался пробраться под конец.

Показывал ли мистер Денман свой альбом Беллэрсу, догадался ли Беллэрс об адресе (как я) по старым почтовым маркам, — этого я никогда не узнаю, да оно теперь и не важно. Главное, ему не удалось обойти меня; моя задача в Стальбридж-ле-Кэртью была исполнена, мой интерес к почтовым маркам бесстыдно испарился; я простился с изумленным Денманом и, приказав запрячь лошадь, погрузился в изучение путеводителя.

ГЛАВА XXI Лицом к лицу

Я свалился с неба в Барбизон около двух часов пополудни, в один сентябрьский день. Это мертвый час дня; все работники рисуют, все лентяи бродят по лесу или по равнине; извилистая шоссированная улица безлюдна, гостиница пуста. Тем приятнее было мне встретиться в столовой с одним из моих старых знакомых; городское платье показывало, что он собирается уезжать; и действительно, рядом с ним на полу помещался его портплед.

— Ба, Стеннис! — воскликнул я. — Вас-то я уж никак не ожидал найти здесь.

— Вы быстро найдете меня здесь, — возразил он. — «Царь Пандион, — его в живых уж нет; и всех друзей его давно простыл и след». Людям нашего времени нечем делать в этой бедной старой лавочке.

— «Имел я здесь друзей, товарищей имел?» — продекламировал я в ответ. Кажется, мы оба были взволнованы этой встречей в месте наших прежних похождений, такой неожиданной, после такого долгого промежутка времени, и когда мы оба уже так сильно изменились.

— Таково чувство, — ответил он. — «Их нет, их нет, знакомых милых лиц». Я пробыл здесь неделю, и единственным существом, по-видимому, вспомнившим меня, оказался Фараон. Не считаю Сиронов и вековечного Бодмера.

— Неужели никого не осталось? — спросил я.

— От нашей геологической эпохи? Ни единой души, — ответил он.

— А какого рода бедуины разбили теперь палатки среди руин? — спросил я.

— Молодежь, Додд, молодежь; цветущая, самоуверенная молодежь, — подхватил он. — Этакая шайка, этакие поганцы! Подумать только, что мы были такими же! Удивляюсь, как Сирон не вымел нас из своих владений.

— Может быть, мы были не так плохи, — заметил я.

— Не заставляйте меня разочаровывать вас, — сказал он, — впрочем, мы оба были англосаксы, и единственный искупительный факт для настоящего тот, что здесь есть еще один.

Мысль о цели моих поисков, на минуту оставившая меня, ожила в моей памяти.

— Кто он? — воскликнул я. — Расскажите мне о нем.

— Искупительный Факт? — спросил он. — Ну, он очень милое создание, простоватое, довольно унылое, светское, но очень милое. Он истинный британец, настоящий британец! Может быть, вы найдете его чересчур британцем для трансатлантических нервов. С другой стороны, вы должны его одобрить, он поклонник вашей великой республики, по крайней мере одного из ее сквернейших (простите) продуктов: он получает и усердно читает американские газеты. Я вам уже сказал, что он простоват.

— Какие газеты он получает? — воскликнул я.