Вокруг уже шумели гости. Судя по всему, они тоже мало что понимали в такой сложной игре, предпочитая одну из тех, что перечислил Эли, зато радовались победе своего короля и возможности продолжить пиршество.
Его величество поднялся, и вновь установилась тишина.
— Мой противник бился достойно, но проиграл, а потому не получит права прислуживать королеве во время работы, — объявил король.
Гости загудели, а Каутин сник.
— Вместо этого я дарую ему почетный титул оруженосца и право прислуживать ее величеству не только во время работы в женских комнатах, но и на пирах, и в любой другой момент, когда ей может понадобиться его помощь.
Алекто взвизгнула, вызвав осуждающие взгляды матери и леди Рутвель, но ее визг потонул в общем ликовании. Впрочем, глаза матери тоже сияли, единственно этим выдавая, что она довольна.
Кажется, до Каутина дошло произошедшее, лишь когда оруженосцы свиты его величества обернули его сдернутой со стены шпалерой с изображением охоты, водрузили на голову венок и принялись, крича, качать.
— Бедный Каутин, — улыбнулась Алекто. — Он не любит быть в центре внимания.
Брату уже прижали кубок к губам.
— Пей. Пей. Пей, — неслось со всех сторон.
— Похоже, королева тоже довольна, — заметила леди Рутвель, и Алекто, поглядев на ее величество, поняла, что она права: мать короля мягко улыбалась, очевидно радуясь, что все разрешилось благополучно.
Алекто с нетерпением поджидала Каутина, но того все не отпускали, так что ей не оставалось ничего другого, как остаться с матерью и леди Рутвель, беседа которых текла ровно и спокойно. По крайней мере до тех пор, пока мать вдруг не огляделась и не спросила:
— А где Эли?
Тоже посмотрев по сторонам, Алекто поняла, что младшего брата нигде нет.
— Должно быть, побежал поздравлять Каутина. — Это было вполне в духе Эли.
Но среди пирующих оруженосцев его не было.
— Может, устал и отправился на мужскую половину? Пойду поищу его.
— Сидите, леди Алекто, я сама его приведу, — любезно предложила леди Рутвель, вставая.
Эли шагал по пустому коридору, изредка останавливаясь, чтобы поправить вульписа под мышкой. Тот возражал вялым урчанием, но уже давно привык к такому способу передвижения. Вернее, смирился с ним.
Глаза слипались от усталости, а в голове все еще звучали крики, которыми был полон зал, но больше всего болел бок. Один из оруженосцев ткнул в него, когда Эли хотел пробиться к Каутину, чтобы поздравить его. Точнее, не бок, а гордость. Эли тогда отлетел и почувствовал такую обиду на Каутина, хоть тот и не видел произошедшего, слишком поглощенный своими новыми друзьями, что выскочил из зала. Лишь когда отбежал на достаточное расстояние, он услышал за спиной знакомый звук лап.
Подхватив Хруста, Эли продолжил путь уже с ним.
— Давай что-ли тоже поиграем, — предложил он, устраиваясь в арке и усаживая вульписа перед собой.
— Давай, — раздался вдруг рядом голос.
Эли подскочил, а, приземлившись, наткнулся мягким местом на каменную шишку орнамента. Это не добавило ему симпатии к незнакомому кудрявому мальчику, который стоял перед ним.
— Я не с тобой хотел играть, а с Хрустом, — сердито заметил Эли, решив, что сегодня буквально все против него.
— Как ты будешь с ним играть, он же зверь? — удивился тот.
— Не твое дело, — буркнул Эли.
Мальчик пожал плечами, а потом, усевшись рядом в арку, погладил вульписа.
— Не надо, он этого не лю… — Эли осекся, потому что вульпис, обычно не прощавший подобную фамильярность чужакам, вдруг благосклонно заурчал, позволяя наглецу проводить ладонью по спинке и даже трепать за ушами.
— Почему ты не в зале? — спросил Эли.
— Там слишком шумно. К тому же мой старший брат ушел.
— У тебя тоже есть старший брат?
— Да.
— И у меня, — встрепенулся Эли. — Он, должно быть, тоже думает, что если старше, то ты мелкота, которую не нужно принимать в расчет?
— Вообще-то он неплохой, — мальчишка обнаглел настолько, что взял вульписа на колени. А тот не только не возразил: напротив, глаза зверька начали наливаться сиянием. Казалось, он все больше влюбляется в нового знакомца. — Просто мы постоянно порознь.
— А вот мы с Каутином всегда были вместе, пока он не нашел тут новых друзей, — печально ответил Эли. — А почему ты такой бледный? И худой? Родители часто тебя наказывают, лишая ужина?
— Мне нельзя выходить из комнаты…
— Так они запирают тебя? — ахнул Эли. — Они злые?
— Нет, мама хорошая, просто так надо.
— Ты сбежал?
Мальчик вздохнул, и Эли подумалось, что его собственная доля не так уж и тяжела. По крайней мере он в любой момент может съесть печенье, которое положила ему в дорогу Хольга, или припрятанный кусок пирога, и его не запирает хорошая мама.
— Мне уже пора обратно. — Мальчик с явным сожалением ссадил с колен вульписа.
— Ты хочешь вернуться к себе?
— Я должен.
— Постой, а как тебя зовут?
— Дикки.
— А я Эли. Сколько тебе лет, Дикки?
Тот наморщил лоб.
— Одиннадцать, кажется.