Тайна Красного озера. Падение Тисима-Ретто

    — Мой отец разводил индеек, господин капитан, и я тоже очень любил их мясо. В кризис перед войной пришлось всех уничтожить, — скупщики не брали, и нам не на что стало покупать корм. Как-то теперь там дела у отца?

    — Припомните мои слова, Эрвин: война надолго оздоровит нашу экономику. Разве уже в первые годы лендлиза не стали поправляться дела у вашего отца?

    — Тогда поправились.

    — Если нам удастся унести отсюда кости, Эрвин, я непременно побываю у вас в Техасе, навещу вашу ферму. Меня всегда привлекала поэзия этих знойных и суровых мест.

    Майор Грибанов шепнул на ухо Воронкову:

    — Дело ясное: они, как и мы, спасаются от японцев. Нам нечего их остерегаться. Пошли.

    Они встали, отряхнули с одежды сухую кедровую хвою и молча стали спускаться по глинистому скату на дно овражка. Овражек круто повернул вправо, и двое русских лицом к лицу очутились перед двумя американцами. Те сидели у дотлевающего костра, поджав под себя ноги. Овражек здесь сужался, над ним висли кущи кедрача, образуя тенистый шатер. Американцы даже не встали, так они были ошеломлены внезапным появлением неизвестных.

    — Пресвятая дева Мария, привидения это или живые люди? — проговорил рыжебородый с веснушчатым совиным лицом. Он был в изорванном офицерском френче, с портупеей через плечо. Как и сержант, он не сводил широко открытых желтых глаз с Грибанова и Воронкова.

    — Прошу не пугаться, мы с добрыми намерениями, — сказал по-английски майор Грибанов. — Доброе утро!

    — Кто вы?

    — Мы русские офицеры, как и вы — спасаемся от японцев.

    — Рашен?

    При этих словах капитан встал — длинный, сухопарый, оборванный, он пристально и жадно разглядывал русских. За ним поднялся и сержант с курчавящейся бородой.

    Не сразу американцы пришли в себя. Убедившись наконец, что перед ними не привидения, а живые люди, русские офицеры, рыжебородый поднял обе руки и восторженно прокричал изо всех сил:

    — Рашен хура!

    За ним повторял и русобородый. Потом офицер ловко поднес два пальца к пилотке и представился:

    — Ральф Брич, капитан воздушных сил Соединенных Штатов Америки, штурман бомбардировочной авиации дальнего действия. Прошу извинить, — он потряс рваную полу френча и стал шутить, оглядывая себя: — Больше года не имею подходящего случая сменить костюм…

    Костюм его и впрямь давно требовал замены: на френче было больше клочьев, чем живого места, повсюду торчала, подкладка, во многих местах сквозь дыры проглядывало голое тело. Не поддерживай его широкий офицерский ремень с портупеей, френч, кажется, развалился бы на части. Такой же жалкий вид имели и брюки. Они были заправлены в стоптанные разбитые ботинки, обвязанные сыромятными ремнями из сивучьей кожи. Всклокоченная широкая борода, в которой потонуло его совершенно круглое лицо, и грива, вылезающая из-под пилотки, выглядели под стать костюму капитана Брича.

    — Представляю вам своего коллегу, — уже освоившись, продолжал он: — Сержант Эрвин Кэбот, бортрадист из экипажа моего бомбардировщика.

    Несмотря на большую бороду, „коллега“ выглядел юнцом, он был едва ли не наполовину моложе капитана Брича. Скуластый, с синими, глубоко посаженными маленькими и колючими глазами, он держался немного пугливо, скромно и не проронил пока ни одного слова.

    Во время их разговоров в воздухе послышался рокот мотора. Американцы первыми бросились под кусты, увлекая за собой Грибанова и Воронкова. Невысоко над островом появились два японских истребителя. Они развернулись неподалеку, сделали два друга над Сивучьим, все больше снижаясь, потом взмыли вверх и легли на прежний курс.

    — За последнюю неделю они совсем не дают нам покоя, — заговорил капитан Брич, когда самолеты удалились.

    — Раньше появлялись два-три раза в месяц, а теперь пролетают по два раза в день. По-видимому, напряженное положение в районе этих островов?

    — Скажите, господин майор, что делается в мире? — вступил наконец в разговор сержант Кэбот. — Мы почти год находимся здесь…

    — Да, да, — подхватил капитан Брич, — как дела на восточном фронте?

    — Нет такого фронта, — усмехнулся майор Грибанов.

    — Германия разгромлена, и в Европе наступил мир.

    — О-о! А на Тихом океане?

    — Почти без перемен.

    — О-о! Почему же?

    — Это надо спросить у вашего командования. Однако, как вы здесь очутились, господа? — сменил разговор Грибанов.

    — Это весьма трагическая история. Взгляните прежде на наше жилье.

    С этими словами Брич взял Грибанова за руку и подвел к большому кусту, склонившемуся над краем овражка. Там темнело метровое отверстие, ведущее в обрыв под кустом. Оно было завешено шкурой сивуча. Подняв полог, капитан Брич указал рукой в темное углубление.

    — Наш Эмпайр стейт билдинг [Небоскреб в Нью-Йорке], —сострил он.

    Это была искусственная тесная пещера метра два в поперечнике, в которой можно было только сидеть или лежать. Вся она была устлана сивучьими шкурами, в глубине устроено изголовье из скатанной прорезиненной парусины, видимо набитой перьями кайры. В правой стороне была сложена какая-то рухлядь и зимняя одежда, кое-как сшитая из сивучьих шкур.

    — Мы живем в этом убежище почти год, — сказал капитан Брич, вздохнув.