— Но никто не танцует, — я смутилась, но затем вспомнила про рамки и жизнь, которая проходит мимо и исправила фразу: — Вы же не танцуете, фет Ронхарский.
— На ты и по имени, — заявил он, протягивая раскрытую ладонь, хоть я и не дала согласия. Впрочем, найдется ли танцор, что откажется от танца с живой легендой? Танец с великим балетмейстером в Рэдкайле, где танцевать, в общем-то, не принято, а танцевальная площадка лишь для вида — об этом точно стоит рассказать детям. Впрочем, моя внутренняя скромняжка все же немного смущалась.
— А это уместно?
— Танец или обращение по имени? — он обворожительно улыбнулся, сжимая мои пальчики и увлекая за собой. Отвечать не стала. Да и глупо. Плевать, уместно или нет. Мы будем танцевать!
Максимилиан уверенным шагом двинулся к музыкантам, которые его узнали и с удивленными улыбками кивнули, посмотрев в мою сторону. Посетители за ближайшими столиками тоже оживились, глядя на стеснительно мнущуюся меня, которую оставили прямо в центре холла, рисунок которого сверху напоминал солнце. Я стояла в центре и пускала по полу лучи из черного мрамора.
Заплакала скрипка, и я сразу поняла, что танцевать мы будем не балет, а танго. Древний, как мир, танец страсти. Вот откуда Оуэн Голд знал наперед, что разрез на платье — незаменимая вещь?
По коже пробежали мурашки предвкушения. Смогу ли? Справлюсь? Не упаду в грязь лицом?
Но все изменилось вмиг, когда Максимилиан прижал меня к себе. Щека к щеке, тело к телу, так плотно, что лист бумаги не протиснется. Сомнения схлынули. Я отвечу на этот вызов, ведь танец у меня в крови!
Моя согнутая в колене нога медленно поползла по его натянутой, словно струна, выставленной батман тандю в сторону. Надрывалась скрипка, словно плакала по моей невинности, что вот-вот будет опорочена нахальным партнером, который резко закинул мое колено себе на бедро и толкнул меня. Прогиб почти до пола, яростный рывок и наши губы едва не соприкасаются. Чувствуя эмоцию музыки, пытаюсь вырваться.
Он наступает: страстно, напористо. Я отступаю с не меньшим накалом, словно с ненавистью, но позволяю себя поймать, развернуть спиной, чтобы вжать в себя и позволить сильным чувственным рукам скользнуть по животу, ниже, ниже… Резко вскидываю руки, батман, разворот, носочек очерчивает полукруг по полу. Медленно, хищно приближаемся друг к другу и соединяемся в диком противостоянии, в котором одна цель: соединиться, слиться, стать единым целым.
Этот танец стал нашим персональным безумием и наваждением. В нем мы друг друга любили и ненавидели. Так яростно жались наши тела и так же горячо отталкивали друг друга. Мир вокруг перестал существовать, осталась лишь страсть, бегущая по венам огнем, восхитительная музыка, искрящиеся глаза партнера и движения, одни на двоих. Мы скользили по площадке, я взмывала в воздух в немыслимых поддержках и падала к самому полу, едва не касаясь его лицом. Сильные руки ловили меня и держали так крепко и уверенно, что я ни на миг не сомневалась ни в себе, ни в дальнейший движениях. Эта импровизация стала настоящей жизнью, настоящей историей борьбы. Моей внутренней борьбы с барьерами, выстроенными Таххиром и обществом, с собственными страхами и предрассудками. С барьерами, для которых теперь, когда я узнала об отце, причин не осталось…
Резкий толчок, я убегаю от партнера, словно от собственных страхов, но он ловко хватает сзади, резко разворачивает к себе и музыка обрывается на самой высокой ноте, на максимальном напряжении, так и не разрешив его. Было в этом что-то пугающее, оглушающе восхитительное и невероятное. Моя кожа горела огнем, сердце колотилось, ноги дрожали. Я испытала настоящий танцевальный оргазм, иначе это чувственное безумие назвать не получалось.
— Я ошибался, Аллевойская, — Макс тяжело выдохнул в мои губы, скользнув горячими ладонями по моим щекам и коснувшись пальцами приоткрытого рта. — Чувственности в тебе предостаточно.
Музыка стихла и оглушающая тишина защекотала нервы. Я так остро ощутила свое присутствие здесь и сейчас, словно танцевала на сцене и зрители остались недовольны исполнением. Страх быть отвергнутым аудиторией едва не превратился в панику. Если бы не сильные объятия — упала бы.
— Запомни этот момент, — удар сердца в полной тишине. Второй, третий, четвертый. Тишина звенела, пугала, едва не до ужаса. — Страх. Растерянность. Сомнение.