Тайна Кутузовского проспекта

– Диктую. – Костенко дважды назвал адрес Иностранки и дал телефон квартиры, установленный оперативником еще из машины. – Успели? Вы обнаружите у Сорокина две пленки – это копия его рукописи: «Управление. Связи. Люди. Методы». Если в течение часа его не возьмут ваши люди, я не отвечаю за последствия… В квартире есть черный ход. До свидания…

… Вернувшись на чердак, Костенко спросил спутника:

– Не двигался?

– Поднялся, взял сигареты и снова лег…

– Он? – Костенко кивнул на фотографию Сорокина.

– Похож, но только он не седой, а черный, и с усиками…

– Значит, он… Ладно… Теперь отваливайте на площадь, там меня ждите… Если какой шухер начнется – услышите… Сразу сюда – и в дело… Оружие с собой?

– Откуда? Нет, конечно… Нам же так просто не дают…

– Жарьте в отделение и берите… Одна нога здесь, другая там…

Как только Сорокина – без галстука, встрепанного по-клоунски, пепельно-бледного (это было заметно даже при тусклом свете уличного фонаря) – трое верзил сунули в машину, Костенко кубарем свалился по лестнице, задыхаясь бросился на площадь, прыгнул в машину и прохрипел:

– К трем вокзалам, по осевой, с фарами!

Выскочив из машины у Ярославского, повторил:

– Через два часа езжайте к Строилову, понятно? Не раньше! Если Строилов не откроет, орите в дверь, что я в Кратове, пасу!

… В Кратове шел мелкий осенний дождик; пахло сосной; ветер – незримой ладонью – ласково гладил кроны громадных деревьев, и они, словно волосы податливо-ласковой женщины, шуршаще качались из стороны в сторону.

Костенко шел к даче Шинкина неспешно, то и дело сплевывая под ноги; во рту пересохло, язык был медный, и рот все время наполнялся пузырчатой, горькой слюной, противно.

Во многих дачах еще горел свет; жалостливо, как ушедшая молодость, светились низкие абажуры, сейчас такие не делают; луна была зыбкой из-за того, что на нее то и дело нагоняло тучи, которые становились серебристыми, чтобы снова стать непроглядно-черными, когда их сносило в засыпающее небо.

Машина, на которой вывезли Сорокина, стояла возле ворот; потом – одна за другой – подъехали еще три; прохаживались высокие люди в кожанках; давайте, ребята, кончайте ваш разбор с палачом, времени у вас в обрез, смотрите не опоздайте, я дал вам сто двадцать минут, но и за это должны сказать мне спасибо…

Костенко опустился на землю, откинулся на столб и закрыл глаза; в висках молотило, то и дело накатывали приступы горькой тошноты; он сидел напрягшись, уцепив пальцами мокрую траву, и мучительно ждал, когда же на даче Шинкина прозвучит выстрел.