Тайна квартала Анфан-Руж

— Вот ваша Иветта Дьелетт. Поскольку она несовершеннолетняя, а вы не являетесь ее родственником, я обязан записать ваше имя и адрес, — он вытащил из кармана блокнот и кивнул Иветте: — Забирай свою корзинку, и чтоб я больше не видел, как ты торгуешь на улице.

Жозеф сжал ледяные пальчики девочки, и у него от жалости защемило сердце. Он чувствовал себя Жаном Вальжаном, только что вызволившим Козетту[74] из беды.

Они зашагали к набережной Орлож.

— Это папа вас за мной прислал? — спросила Иветта. Она щурилась от яркого света и испуганно сжимала воротник пальто.

Жозеф решил не говорить девочке о том, что ее отец так и не объявился.

— Нет, мой патрон, месье Легри. Да ты его знаешь, это он тебя фотографировал.

— Ах, да, у него такой красивый ящик! Он хороший. Я так испугалась, когда меня схватили. Просила отпустить, потому что папа будет волноваться. Но они заставили меня залезть в повозку, а там были мужчины… страшные, и женщины… такие, как мамаша Клопорт, которая пристает к мсье на бульваре. Я ночевала в общей камере, ужасно замерзла, а одна большая девочка хотела, чтобы я легла рядом с ней, потому что так теплее. Я не хотела, так она оттаскала меня за волосы и обзывалась… Мне хотелось умереть… — Иветта коротко всхлипнула, но не позволила себе расплакаться.

Жозеф украдкой вытер глаза и пробормотал:

— Бедняжка… А ты ходишь в школу?

— Можно подумать, что если ходишь в школу, ты честный человек. Та большая девочка, которую привезли вместе со мной, обворовала своего хозяина! А я никогда не краду.

— Ты не умеешь ни читать, ни писать?

— Умею читать… немножко. У папы есть книги. Я так глупо им попалась. Дама, которая заплатила за булавки, не захотела их брать, а шпик все увидел. Если б я знала, что так выйдет, не взяла бы у нее денег.

Жозеф потянул девочку к фиакру.

— Я отвезу тебя к месье Легри и мадемуазель Таша. Там ты поешь, отдохнешь, и тебе сразу станет лучше.

…Дыши глубже. Не спеши. Подумай хорошенько.

В конце концов Виктору удалось заставить себя успокоиться. Он уже не в первый раз подозревал Таша в измене, но до сих пор не видел реального соперника ни в одном из мужчин, с которыми она водила знакомство. Таша любит его, в этом он был уверен. Наверное, какой-то ее старинный друг пожаловал в Париж, и она спрятала письмо, чтобы не вызвать у него, Виктора, ревность.

«Спрятала? Нет. Она бы нашла тайник получше, чем изголовье кровати, на которой мы любим друг друга».

Когда Жозеф постучал в дверь, Виктору уже удалось совладать с собой. Иветту он приветствовал радостной улыбкой.

— Рад новой встрече с вами, мадемуазель. Жозеф, возвращайтесь в лавку и скажите Кэндзи, что я скоро приду. Благодарю вас, вы блестяще провели эту операцию.

— Знаете, патрон, что такое наше правосудие? Бездушная слепая машина, которая давит всех подряд: бездомных, стариков, детей, воров и убийц!.. А где мадемуазель Таша?

— Она… она в Барбизоне.

Сомнения с новой силой охватили Виктора. А если ее там нет? Если она придумала эту историю с выставкой, чтобы тайно встретиться с каким-то мужчиной? Как это выяснить? В памяти всплыло ненавистное имя. Нет, он не хочет думать о Морисе Ломье сейчас. А завтра сам с ним встретится.

Жозеф ушел.

— Ты есть хочешь? — спросил Виктор у Иветты.

— Ну… в общем, да, мсье.

— Ванная вон там, направо. Тебе нужно хорошенько умыться. И причесаться.

Но Иветта, оказавшись в ванной комнате, замерла, не смея ни к чему прикоснуться.

Виктор тем временем отправился разогревать фрикасе из кролика, приготовленное Эфросиньей. Он пододвинул круглый столик поближе к печке, убрал с него кисти и краски и накрыл скатертью.

— До чего красиво! — воскликнула Иветта. — Как на картинке в кондитерской!

— Садись.

Она присела на краешек стула, не решаясь притронуться к еде. Виктор отошел, притворившись, что перебирает эскизы, и украдкой обернулся: девочка с жадностью набросилась на еду.

— Хочешь добавки?

— Да!

Он подарил Иветте ее фотографию.

— Ой, это же я! Как забавно, картинка на бумаге… Это трудно сделать?

— Я тебе покажу.

— Папа, наверное, обо мне беспокоится, — дрожащим голоском сказала Иветта и испуганно поглядела на Виктора.

Что же ей сказать?

— Боюсь, он задаст мне трепку, — шепотом добавила она.

— За что? Полиция ведь…

— Да нет, не поэтому! Вчера папа сортировал то, что мы собрали, и нашел что-то вроде чашки. Она лежала среди вещей, которые нам дали на улице Шарло.

— Чашки? Какой чашки?

Сердце Виктора забилось сильнее.

— Чашка была с бриллиантами. Я ничего плохого не сделала, только… Папа сказал: «Черт возьми, да она, должно быть, стоит уйму денег! Наверное, попала к нам по ошибке». Он велел мне отнести ее мадам Бертиль и только потом идти на Монмартр. А я… Мне так хотелось конфет! Особенно тех, розовых и зеленых карамелек, которые продают около Лe-Аль. Я подумала, что никому эта чашка не нужна, ее ведь выкинули! И я… Я ее продала.

Виктор, нагнувшись к девочке, впился в нее взглядом.

— Кому ты ее продала?

Иветта перепугалась еще больше. Кусая губы, она захныкала: