Уже не могло быть сомнений: таблички на греческом языке! Даже скептически настроенный Беннет, увидев табличку
Вентрис стал востребован. Он читал лекции по всему миру, часто на языке принимающего государства. Он выступал перед королем Швеции. И в Оксфорде. И в Кембридже. В июне 1953 года он выступил в Берлингтон-хаусе – там, где он мальчишкой задал вопрос Артуру Эвансу. Круг замкнулся. На следующий день “Таймс” поместила материал о лекции на первой полосе – напротив статьи о покорении Эвереста Эдмундом Хиллари. Дешифровку назвали “Эверестом греческой археологии”. Эту гиперболу Вентрис нашел возмутительной.
На самом деле, писал антиковед Морис Поуп, достижение Вентриса важнее покорения Эвереста:
Люди… покоряют горы… Но никогда и нигде, кроме как в последние два или три века существования нашей цивилизации, никто не пытался подобрать ключ к исчезнувшей системе письма, а тем более не преуспел в этом.
В августе 1953 года статья Вентриса и Чедуика “Данные о греческом диалекте в микенских архивах” появилась в авторитетном английском “Журнале эллинистических исследований”. Авторы предложили звуковые значения более чем для 60 знаков и привели длинные словарные списки: топонимы, имена собственные, названия профессий (жрец, оружейный мастер, врач, повар, пекарь и т.д.), названия товаров – колесницы, зерно, свиньи.
Наиболее впечатляющим из авторских решений стал отказ от термина “минойский”, милого сердцу Артура Эванса, и наименование всех надписей линейного письма Б, будь они критскими или материковыми, – микенскими. Чедуик впоследствии писал, что “наименование «минойский» устарело с 1939 года, когда стали всерьез заниматься линейным письмом Б… Из того тезиса, что линейное письмо Б скрывает греческий язык, неопровержимо следует, что Кносс в [тот] период являлся частью микенского мира”. Утонченным минойцам приходится ждать, когда будет дешифровано линейное письмо А и открыт язык, на котором они говорили. (Эта письменность, использовавшаяся между 1750 и 1450 годами до н. э., пока не дешифрована. И навсегда может остаться таковой: ученым просто не хватает текстов, с которыми можно было бы работать.)
Весной 1954 года американский журнал “Аркеолоджи” опубликовал статью Вентриса о табличке
Майкл Вентрис, как и Алиса Кобер, не видел в дешифровке повода для состязания и, оказавшись в центре внимания, чувствовал себя не в своей тарелке. Несмотря на табличку “Треножник” и растущую известность, он беспокоился о правильности своего решения.
Летом 1953 года Вентрис с женой и детьми переехал в модернистский дом, который он спроектировал и построил в Хэмпстеде, фешенебельном районе Лондона. Однако Вентрис оставался чужим в собственной семье. Брак с Лоис, казалось, исчерпал себя. Учитывая вероятную неспособность Вентриса устанавливать глубокие отношения с людьми, кажется удивительным, что он длился столь долго. Жена не могла разделить ни его увлечения умственным трудом, ни его страсти к линейному письму Б. По мнению Эндрю Робинсона,
к 1956 году, после 14 лет брака, Вентрисы отдалились друг от друга. В 50-х годах их знакомый из Министерства образования Эдвард Сэмюел… провел несколько чудесных выходных с ними… Лоис сказала ему откровенно, что его пригласили потому, что иначе им с Майклом было бы не о чем разговаривать.
Кажется, у Вентриса не было прочных связей и с собственными детьми. Дочь Тесса, когда ей было около 50 лет, рассказала (на съемках фильма “Английский гений”):