Под лампой с оранжевым пыльным абажуром слоями плавал, лениво дрейфуя в сторону камина, густой табачный дым. Бек заметно психовал, поскольку не имевший за плечами ни одной ходки Клава, которого он решил на досуге слегка пощипать, вопреки его ожиданиям все время выигрывал. С наличностью у всех было туго, играть на щелбаны или спички им, серьезным, деловым людям, было неинтересно, и потому они играли на выручку от будущего дела – делили шкуру неубитого медведя. Доля Бека таяла медленно, но верно; невозмутимый Клава подсчитывал выигрыш, записывая цифры в столбик на фирменном бумажном пакете из "Макдоналдса", и Черный, то бишь Глеб Сиверов, поглядывая на игроков, гадал, понимает ли Клава, что собственными руками роет себе могилу. Клава этого то ли не понимал, то ли не придавал этому значения; представление о зэковских повадках он имел самое общее, и ему казалось, наверное, что, раз Бек намного тупее его, то и бояться его не стоит.
Впрочем, до завершения дела бояться ему действительно было нечего: Кот во всеуслышание клятвенно пообещал, что лично отвернет башку всякому, кто посмеет устроить хотя бы громкую перебранку, не говоря уж о драке или чем-то более серьезном. А когда дело будет сделано... Что ж, в конце концов, тогда Клава будет достаточно богат, чтобы простить Беку проигрыш. Да и Беку тогда будет не так уж трудно расплатиться с любым долгом...
Глеб поймал себя на том, что думает об успехе заведомо обреченного на провал налета как о чем-то вполне реальном. Он как будто раздвоился: одна его часть оставалась секретным агентом ФСБ, выполняющим ответственное задание, зато другая не без удовольствия предвкушала лихое, опасное дело и даже подсчитывала в уме размеры будущей добычи.
– Ну все, студент, – сказал Бек и бросил на стол засаленную колоду, – ты меня достал. И как это у тебя получается, скажи ты мне на милость?
– Пруха, – лаконично ответил Клава и с хрустом потянулся, не вставая со стула. – Что, отыгрываться не будешь?
– Не за то отец сына бил, что играл, а за то, что отыгрывался, – сердито проворчал Бек и сунул в зубы очередную сигарету. При этом он исподтишка покосился на Глеба. Такая у него в последнее время образовалась привычка: перед тем как закурить, непременно проверить, как там Черный. Глеб сделал вид, что ничего не заметил, и Бек, пренебрежительно дернув щекой, прикурил от зажигалки. – Интересно, куда этот пидор карликовый слинял? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Ты бы все-таки потише, – рассеянно тасуя липкую колоду, проговорил Клава. – А то вдруг он за дверью подслушивает? Или под кроватью... Как выскочит, как выпрыгнет – пойдут клочки по закоулочкам...
Впечатлительный Гаркуша немедленно опустил книгу и, свесив голову с кровати, приподнял застиранное покрывало. Под кроватью ничего не было, кроме пушистых комков пыли и россыпи мышиного помета.
– Нет, – авторитетно заявил Гаркуша, принимая прежнюю позу и беря наизготовку книгу, которая, казалось, всерьез его увлекла, – он в город отвалил. Кот его на машине увез, я сам видал.
– Что это ему в городе понадобилось? – ревниво спросил Бек, полагавший себя незаконно ограниченным в свободе передвижения и прочих гражданских правах.
– Мало ли что может человеку понадобиться в городе? – философски заметил Клава, никогда не упускавший случая затеять с Беком словесную корриду. – Может, у него там дела. Например, водки выпить или к бабе сходить. Он ведь у Кота в любимчиках ходит, ты не заметил?
Это было сказано нарочно, чтобы подразнить Бека, но Глеб подумал, что в словах Клавы есть доля истины. Любимчик или нет, но что-то такое между Котом и Коротким было. Отношений своих они не афишировали, но Сиверову несколько раз удавалось перехватывать странные, делано равнодушные взгляды, которыми эта парочка обменивалась поверх голов подельников. И дело тут было, разумеется, не в сексе, как можно было бы предположить, не зная этих двоих. Глебу казалось, что у них имеется какой-то общий секрет – что-то, о чем они знали и не знали остальные.
– Какая ему, на хрен, баба? – проворчал возмущенный предположением Клавы Бек. – Чего этот недомерок с бабой делать-то станет?
– Бабы разные бывают, – наставительно сообщил ему Клава. – Черные, белые и, сам понимаешь, красные. А также большие, средние и маленькие – выбирай, какая нравится. Ну, помнишь, как в песне: "Хочу иметь детей я только от тебя, пускай ты лилипут, а я горбатая"...
– Говно это, а не песня, – буркнул Бек.
– Ну, если такой знаток и ценитель современной музыки говорит, что песня – говно, то кто я такой, чтобы спорить? – съязвил неугомонный Клава.
– Вот и сопи в две дырки, – с торжеством заключил Бек, из чего следовало, что Клава перестарался и съязвил чересчур тонко.