Тайна Леонардо

Налево, ответвляясь от асфальтового шоссе, уходила дорога поплоше. Возле самой развилки на ней еще виднелись корявые островки переломанного колесами и непогодой асфальта и пестрые, утрамбованные до твердости железобетона участки, некогда подсыпанные щебнем, но дальше, уже в десятке метров от поворота, начиналась самая обыкновенная грунтовка с ямами, буграми, глубокими колеями, торчащими посреди дороги здоровенными булыжниками и прочими российскими прелестями. По обочинам здесь тоже росла трава, но ее зеленый цвет частично заглушался желтовато-серыми стеблями засохшего бурьяна. Заборы тут были деревянные, черные от времени и непогоды, лишь кое-где покрытые облезлой, чешуйчатой от старости краской. Местами они стояли на фундаментах, сложенных из местных булыжников; те же булыжники, которых в здешних лесах валялось видимо-невидимо, то и дело встречались в кирпичной кладке стен, разнообразя и оживляя немудреную, сугубо утилитарную дачную архитектуру. Но чаще всего дома здесь были деревянные – не такие черные, полусгнившие, как отделяющие их от дороги заборы, но тоже порядком облезлые. Сквозь щели в заборах виднелись огороды – кое-где заброшенные, поросшие лесной травой пополам с вездесущим бурьяном, но в большинстве своем ухоженные, заботливо перекопанные и разрыхленные на зиму, с укрытыми грязной полиэтиленовой пленкой кучами компоста и навоза, который ценился здесь, наверное, на вес золота. Земелька тут была – не дай бог, сплошной песок пополам с камнями, и Глеб уже в который раз поразился муравьиному упорству людей, год за годом пытающихся взрастить на этой скудной, соленой от близости моря почве хоть что-то съедобное. Они словно жили в постоянном ожидании неминуемого продовольственного кризиса, и не просто перебоев с продуктами, а настоящей катастрофы, как те сектанты, что хранят у себя в шкафах белые одежды, предназначенные для объявленного на начало будущего месяца конца света.

– Дворцы и хижины, – вслух прокомментировал он открывающийся с перекрестка вид и решительно свернул налево, на разбитую грунтовку.

– Да, – после паузы, в течение которой, как видно, формулировал подходящий ответ, согласился участковый, – социальное расслоение налицо.

Глеб покосился на него из-под очков, но промолчал. Участковый был ему знаком – тот самый мент на "Урале", что по весне так содержательно общался с Котом и Коротким возле дачи доктора Мансурова. Мотоцикла при нем в данный момент, естественно, не было, зато на погонах появилась третья звездочка, которая была заметно новее и ярче остальных – потускневших, с проступившим из-под фальшивой позолоты серым оловом. Лет ему было что-то около тридцати. Худой, долговязый, по салону "БМВ" он распространял крепкий смешанный аромат офицерского одеколона, скверного отечественного табака и сапожного крема.

Машина, переваливаясь на ухабах, катилась по знакомому проселку. Она была чересчур длинной и низкой для такой дороги, но Глеб вел ее с уверенной беспечностью опытного шофера, располагающего вдобавок средствами для ремонта любой сложности. Левое колесо угодило в глубокую лужу, мутная вода с плеском обрушилась на ветровое стекло, и Глеб смахнул ее "дворниками", с неудовольствием подумав, что после этой прогулки снова придется ехать в мойку.

– А хороша все-таки машина, – произнес участковый то, что ему явно очень хотелось сказать с самого начала. – Прямо как в кино – черный "бумер". Или как в песне: "Черный "бумер", черный "бумер", стоп-сигнальные огни..."

Глеб хотел включить музыку, чтобы заглушить доносящиеся с соседнего сиденья ужасные звуки, но пытки Шопеном участковый мог просто не пережить. Лучше было потерпеть, тем более что до места осталось ехать всего ничего.

– Только по нашим дорогам, – продолжал участковый, – лучше на джипе гонять.

– Лучше всего на танке, – подсказал Глеб и закурил, чтобы не потерять сознание от запаха гуталина.

– Это точно! – с энтузиазмом подхватил участковый и полез в карман.

Поняв, что допустил тактическую ошибку, Сиверов поспешно протянул ему свою пачку.

– Спасибо, – сказал участковый, – у меня свои. Привык уже. Как говорится, дым отечества нам сладок и приятен.

Он извлек из кармана кителя мятую пачку "Примы", закурил и с сибаритским видом откинулся на кожаную спинку сиденья. Глеб проглотил готовое сорваться с губ энергичное словечко и нажатием кнопки приоткрыл оба передних окна, устроив сквознячок.

– Вот, скажем, у того же Мансурова "сааб", – вернулся к затронутой теме участковый. – Из загранкомандировки пригнал. Хорошая машина, крепкая, шведы молодцы. Особенно, что касается подвески, да... А все ж таки для наших дорог "москвич" – самое то. Я, помнится, на "четыреста восьмом" колесом в открытый люк угодил, и – хоть бы что... Вот я ему и говорю: Хаджибекыч, говорю, ну, на хрена тебе эта иномарка? Ты ж всю жизнь на "Жигулях"! Ну, понимаю, состарилась тележка, так поменяй ты ее на новую, такую же, и дело с концом! Это ж какая была бы экономия! Тебе, говорю, деньги, что ли, девать некуда?

– А он что? – заинтересовавшись этим поворотом беседы, спросил Глеб.