Тайна леса Рамбуйе

Они встречались в каждую увольнительную Клода, и Люси проводила с ним весь день. Так завязалась их дружба, выткался сложный узор отношений этих двух искореженных жизнью, неприкаянных людей. Должно быть, их сближало что-то схожее в превратности судеб. Вышибленные роком из жизни, как у всех, они стали жертвами обстоятельств, оказавшихся сильнее их. Трагедия заключалась в том, что оба не хотели быть теми, кем стали. Не было в них низких задатков, склонностей к легкой жизни за счет других. Но закрутил водоворот чужих поступков, страстей, расчетов, чужой воли и силы, и выбраться из него они уже не могли.

Прошли месяцы, и наступила новая весна. В очередную увольнительную Клода, как обычно, ждала Люси.

Они теперь подолгу сидели в открытых уличных кафе, разговаривали, ходили в кино. Но больше всего Клод любил слушать всякие истории, которых Люси знала великое множество, рассказывала красочно, в лицах. На этот раз Люси сказала, что они пойдут к ней домой. Клод удивился и обрадовался.

— Я увижу твоего сына?

— Да, Тино нас ждет.

— Тогда нужно что-то купить. Сколько ему сейчас?

— Целых четыре года.

— Может быть, железную дорогу?

— Ты что! Это не по возрасту.

— Нет, по возрасту!

И Клод купил большую коробку с набором вагонов, рельсов, семафоров и станций. По дороге спросил, по какому случаю она пригласила его в гости.

— А по такому, Жорж, что мы с тобой, может быть, больше уже никогда не увидимся.

— Почему же?

— Раз говорю, значит, так. Не спрашивай подробности. Но учти, что сегодня твоя последняя увольнительная.

— Нет, извини, хочу подробностей. Я ничего не натворил, чтобы меня не отпустили в следующий раз.

— Да не в том дело. Ну, как ты не понимаешь… У меня есть клиенты из ваших офицеров. И они, представь себе, бывают разговорчивыми, особенно когда выпьют. Поэтому я знаю то, чего не знаешь ты. Одним словом, завтра вас здесь уже не будет. Тебя снова ждет Африка, Жорж.

Он засмеялся.

— Еще одно африканское сафари. Кого-то из чернокожих потребовалось примерно наказать. Дело знакомое. Я скоро вернусь и привезу тебе бусы из настоящей слоновой кости.

— Не балагурь. Нескоро ты вернешься. И вернешься ли вообще? Потому и позвала к себе на наш прощальный обед. Мы ведь больше не увидимся с тобой никогда, мой легионер. Я это знаю.

Клод подумал, что она не может такое знать наверняка и прощается на всякий случай, из суеверия.

Люси жила в двухкомнатной квартире большого блочного дома. Войдя к себе, она тотчас сделалась веселой, домашней. Выражение лица, манеры, даже голос — все стало другим. И Клод удивленно наблюдал за ней, так сильно переменившейся. Схватив сына на руки, целовала его, приговаривая:

— Какой Тино красивый мальчик, а? Поздоровайся с месье, скажи: «Добрый день, месье легионер!»

Мальчик бойко повторил, поглядывая на коробку. Клод раскрыл ее, и Тино, захлопав в ладошки, стал помогать налаживать рельсы, а Люси отправилась на кухню.

В распахнутое окно почти отвесно падало солнце. Клод увлеченно играл с Тино, словно перенесясь в свое вроде бы и недавнее, но такое далекое детство.

А потом они весело обедали, как старые добрые друзья. И Клод много шутил, рассказывал прочитанные или выдуманные им небылицы про Африку.

Когда он вернулся в казармы, там уже все знали, что готовится отъезд. Ночью никто почти не спал, ожидая подъема по тревоге. Но наступило утро, и начались обычные учения. Легионеры успокоились, решив, что слухи не подтвердились. На следующую ночь ровно в час был дан сигнал к экстренной отправке. Когда бежали к трапам, взлетно-посадочные площадки густо цвели васильковыми огоньками.

— У меня предчувствие, что не на веселую прогулку везут нас на этот раз, — поделился Джиовани, поглядывая в черную пропасть под крылом самолета.

— Возможно, будет что-то вроде Чада.

— Подумаешь, Чад! Там было, как на курорте.

— На этом курорте тебя чуть не прихлопнули.

— Но все равно мне там нравилось. В Обани — как в тюрьме, простора нет.

— В Обани, между прочим, Джио, бывали отпуска, и в Обани в тебя не стреляли из-за угла.

Джиовани вздохнул, но ничего не ответил. А Клод, напомнив приятелю об отпусках, подумал о Люси.

«Первая любовь, как и первое убийство, не забывается… Как страшно и верно сказала. Сама придумала или где-то услышала? А может, ей уже многие из нашего брата рассказывали о своем первом убийстве, о пережитом? Но я нет. Об этом никому. Только себе.

Ну, а была ли у меня моя первая любовь? У дяди Жан-Поля была. У Люси — да. А у меня? Не припоминаю… Увлечения были. Но чтобы любить? Нет, не случалось. Не успел. Значит, еще будет!

В будущем? Где же это оно, мое будущее? И какое? Не вижу, не различаю. Как ту землю, что внизу в темноте, — она там есть, по мне не видно».