Конклин, припадая на увечную ногу, спешил к воротам, то и дело оглядываясь через плечо и держа оружие наготове. Он бежал к машине, ожидавшей его снаружи, возле ворот. Борн поднял свой автоматический пистолет, поймав в прицел ковыляющую фигуру. Мгновение — и все будет кончено, его противник умрет. А с этой смертью вернется надежда. Есть же в Вашингтоне здравомыслящие люди!
Но он не сумел, не смог спустить курок. Он опустил пистолет и беспомощно застыл возле колонны, наблюдая, как Конклин влезает в машину.
Машина… Он должен вернуться в Париж. У него есть выход. И все время был. Она!
Борн постучал в дверь. Мозг его лихорадочно работал, анализируя факты, принимая или отбрасывая их с той же стремительностью, с какой они возникали, вырабатывая тактику… Мари узнала стук, отперла дверь и вскрикнула:
— Господи Боже! На кого ты похож! Что случилось?
— Некогда рассказывать! — Он бросился к телефону. — Это была ловушка. Они уверены, что я предатель, что я продался Карлосу.
— Что?!
— Они считают, что в прошлую пятницу я слетал в Нью-Йорк и убил там пять человек. В том числе собственного брата. — Борн на мгновение с болью зажмурился. — У меня есть брат. Был брат… Ничего не знаю… Не хочу сейчас об этом думать.
— Ты не уезжал из Парижа! Ты можешь это доказать!
— Как? Восемь — десять часов — больше бы мне не потребовалось. Восемь — десять часов, не подкрепленные алиби. Для них это будет достаточное основание. Кто докажет обратное?
— Я. Ты был со мной.
— Они считают, что ты тоже замешана в этом. — Джейсон снял телефонную трубку. — В краже, в предательстве, в Пор-Нуаре, во всей этой чертовой заварухе. Они пристегнули тебя ко мне. Карлос все гениально срежиссировал — вплоть до моих отпечатков пальцев. Господи! Как он все подстроил!
— Что ты делаешь? Кому звонишь?
— Тому, кто только и может нас спасти. Вийеру. Точнее, жене Вийера. Мы захватим ее, расколем — если понадобится, под пытками… Впрочем, не придется. Она не станет сопротивляться, потому что знает: она не может выиграть… Черт! Почему они не отвечают?
— Телефон стоит у него в кабинете. Сейчас три часа ночи. Возможно, он…
— Ага, ответили!.. Генерал? Это вы? — вынужден был спросить Джейсон, потому что голос в трубке прозвучал странно: тихий, но не такой, каким бывает у человека, поднятого с постели.
— Да, я, мой молодой друг. Извините, что заставил ждать. Я был наверху, с женой.
— Именно о ней я и хочу с вами поговорить. Нужно действовать. Немедленно. Поднимите на ноги французскую разведку, Интерпол и американское посольство, но попросите их не вмешиваться, покуда я не увижусь и не переговорю с нею. Нам необходимо с ней поговорить.
— Не думаю, мистер Борн… Да-да, я знаю вашу фамилию, друг мой. Что же касается разговора с моей женой, то, боюсь, это невозможно. Видите ли, я убил ее…
Глава 33
Джейсон смотрел на стену гостиничного номера, рисунок на выцветших обоях вился, закручивался в бессмысленные переплетения.
— Почему вы это сделали? — тихо спросил он. — Я думал, вы все поняли…
— Я пытался, друг мой. — В голосе Вийера не было ни гнева, ни горя. — Видит Бог, я пытался, но ничего не мог с собой поделать. Я глядел на нее, а видел вместо нее своего сына, которого она не носила и которого убило грязное животное, бывшее ее наставником… Моя шлюха была не только моей, но и шлюхой этого животного… Иначе и быть не могло, я это понял. Думаю, она увидела ярость в моих глазах, Бог свидетель, она не ошиблась. — Генерал помолчал, теперь воспоминания причиняли боль. — Она увидела в моих глазах не только ярость, но и правду. Она поняла, что я знаю. Знаю, что она собой представляет, чем она была все эти годы, которые мы провели вместе… А потом я предоставил ей тот шанс, о котором говорил вам…
— Убить вас?
— Да. Это было несложно. Между нашими кроватями стоит тумбочка, в ящике которой хранится пистолет. Она лежала в постели, этакая гойевская Маха, роскошная в своей надменности, занятая собственными мыслями, как и я — своими.
Я выдвинул ящик, достал оттуда коробку спичек и уселся в кресло с трубкой, оставив ящик открытым, так чтобы пистолет был на виду. Видимо, мое молчание, да еще то, что я не сводил с нее глаз, заставило ее заметить меня. Напряжение между нами достигло такой точки, когда не многое требуется, чтобы прорвало плотину. И я, о Господи, произнес это немногое. Я услышал собственный голос, говоривший: «Зачем ты сделала это?» После этого обвинение наконец слетело с моего языка. Я назвал ее шлюхой. Шлюхой, убившей моего сына. Она несколько мгновений смотрела на меня, лишь раз отведя глаза, чтобы взглянуть на пистолет и на телефон. Я встал, с трубкой в руках, с краснеющим в ней пеплом… Она села и обеими руками схватила пистолет. Я не пытался ее остановить. Вместо этого я стоял и слушал слова, которые говорила она. Ее обвинения в мой адрес. Все, что я услышал, я унесу с собой в могилу, чтобы не уронить своей чести и чести сына. Те, кто отдал меньше нас, не посмеют нас презирать. Никогда.