Тайна личности Борна

— Он сам им сообщит. Это входит в план. И когда это произойдет — его убьют. Он добровольно отправился в западню.

Несколько мгновений Вийер сидел молча, его переполняло чувство вины. Наконец он прошептал:

— Господи, что я наделал!

— То, что считали правильным. В правильности чего он сумел вас убедить. Вам не в чем себя винить. Или его.

— Он обещал, что запишет для меня все, что с ним произошло. Все, что сумеет вспомнить… Как тяжело ему, должно быть, дались эти слова! Я не могу ждать, покуда дойдет это его послание. Мы не можем ждать. Я должен знать все, что вы можете мне рассказать. Немедленно.

— И что тогда?

— Отправлюсь в американское посольство. К послу. Рассказывайте все. Немедленно.

Мари Сен-Жак медленно отняла свою руку от ладони генерала и откинулась на спинку дивана. Взгляд ее затуманенных слезами глаз был устремлен вдаль.

— Он сказал, что жизнь его началась на маленьком средиземноморском островке под названием Пор-Нуар…

Государственный секретарь распахнул дверь в кабинет директора отдела консульских операций, который занимался борьбой с подрывной деятельностью. Гневно прошагав через весь кабинет, он остановился перед столом ошарашенного чиновника, который при появлении столь высокопоставленного гостя встал со смешанным выражением изумления и страха на лице.

— Господин секретарь… Меня не уведомили из вашей приемной. Я бы немедленно поднялся.

Госсекретарь шваркнул об стол директора желтую книжечку отрывных листков для записей. На верхнем листке размашистыми буквами фломастером были в колонку выписаны шесть слов:

БОРН

ДЕЛЬТА

МЕДУЗА

КАИН

КАРЛОС

«ТРЕДСТОУН».

— Что это такое? — прогрохотал госсекретарь. — Что это такое, черт возьми?

— Не знаю, сэр. — Директор склонился над листком. — Какие-то имена и названия. Алфавитный код — буква «Д» — и ссылка на «Медузу», это все еще засекречено, но я слышал. Думаю, что «Карлос» — тот самый убийца. Жаль, что нам мало о нем известно. Что же касается «Борна», «Каина» и «Тредстоун», то я ничего о них не слышал.

— Тогда ступайте ко мне наверх и прослушайте запись телефонного разговора, который у меня состоялся с Парижем. Все узнаете! — взорвался госсекретарь. — Из этой пленки можно почерпнуть некоторые невероятные сведения, в том числе об убийствах в Оттаве и Париже и о странных делах, которые наш первый секретарь в Париже проворачивал с одним человеком из ЦРУ. Речь идет также об откровенном обмане руководства иностранных государств, нашей собственной разведки и европейской прессы — о чем государственный департамент не был поставлен в известность и на что согласия не давал! Обман, сопровождавшийся дезинформацией стольких стран, что и подумать страшно! Мы переправляем самолетом, под дипломатическим прикрытием канадку — экономического консультанта при канадском правительстве, — которая разыскивается по обвинению в убийстве, произошедшем в Цюрихе. Мы вынуждены предоставить ей убежище, нарушая закон, поскольку, если эта женщина говорит правду, мы влипли по уши! Я хочу знать, что происходит. Отмените все свои прочие дела — все! Даю вам остаток дня и всю ночь на то, чтобы раскопать это проклятое дело. Где-то ходит человек, не знающий, кто он такой, но напичканный сверхсекретной информацией, которой в нем больше, чем в десятке наших компьютеров!

Было уже за полночь, когда вымотанный директор отдела консульских операций наконец сумел связать концы с концами — с огромным трудом. Лишь под угрозой немедленного снятия с должности первый секретарь посольства в Париже назвал ему имя Александра Конклина. Но того нигде обнаружить не удалось. Утром Конклин вернулся на военном самолете из Брюсселя, но затем, в 1.22 дня, как было зарегистрировано в журнале, покинул Лэнгли, не оставив никакого телефона, по которому с ним можно было бы связаться, — даже на случай чрезвычайных обстоятельств. Подобное, насколько удалось выяснить, было поступком из ряда вон выходящим. В ЦРУ этот человек занимался тем, что на местном жаргоне называлось «охотой на акул»: руководил по всему миру индивидуальными операциями против перебежчиков и предателей. Слишком часто могла возникнуть надобность в его одобрении или неодобрении, чтобы казалось естественным то, что он оборвал связь на двенадцать часов. Странным было и то, что за последние двое суток не было зарегистрировано ни одного его телефонного разговора (а в Центральном разведывательном управлении на сей счет существовали строгие правила). Полная отчетность была законом, введенным новым руководством. Тем не менее удалось выяснить: Конклин имел отношение к «Медузе».

Угрожая санкциями со стороны госдепартамента, директор потребовал ознакомить его с закрытыми регистрационными записями контактов Конклина за прошедшие пять недель. ЦРУ неохотно передало их на его компьютер — и он битых два часа просидел перед экраном, веля операторам в Лэнгли вновь и вновь прокручивать ему эти данные, покуда он не скажет «стоп».