– Я хочу сказать, – сухо продолжал незнакомец, снова насупившись, – что я – каторжник, заключенный, отбывший срок. Я покушался на убийство – вот кто я такой! – За этим заявлением последовало долгое молчание. – Ну? – прорычал он наконец. – Почему вы не встаете и не уходите? Почему не бежите прочь от того, кто всего полгода назад был Заключенным Номер Двести Один? Почему не спешите подальше, словно от чумы, как делают все остальные?
– Потому что все мы подвержены искушениям, – отвечал молодой человек. – Порой я тоже рисковал попасть в тюрьму.
Экс-каторжник изумленно воззрился на Дэвида. Потом криво усмехнулся и, подперев голову кулаком, мрачно уставился в пространство. Он долго сидел молча, потом процедил сквозь зубы:
– Меня швырнули в этот ад… Пятнадцать лет!
– Значит, вы с лихвой заплатили за все, – сказал Дэвид, – и можете начать жизнь заново…
– Ну нет! – взревел Баукер. – Это не для меня! Моя жизнь кончена… или почти кончена! Вот только получу то, за чем вернулся, и больше ничего мне не нужно. Со мной будет покончено… Да, покончено! Пусть делают со мной что угодно – с тем, что от меня осталось! Но сначала… сначала сделаю я. – По его морщинистому лицу прошла судорога; он вцепился в косынку и сдернул ее, словно она его душила.
– Баукер, дружище, – мягко сказал Дэвид, – расскажите мне, что за беда с вами приключилась?
– Нет! – рявкнул Баукер. – Ни за что! Откуда мне знать, можно тебе доверять или нет?
– Можно, потому что я такой же одинокий странник, как вы.
– Ты больше похож на… на одного из них! – огрызнулся Баукер и презрительно сплюнул.
– Из кого «из них»?
– Из благородных, дьявол их раздери!
– И тем не менее я в самом делх так же одинок и так же бедствую, как и ты, Бен Баукер. А может быть, и больше.
– Кто? Ты? – желчно удивился каторжник.
– Да, я, – спокойно ответил Дэвид. – Мне нечего есть, и нет денег, чтобы купить еды.
– Так ты, наверно, голоден?
– Чертовски! – Дэвид вздохнул.
– Настолько голоден, что не побрезгуешь поесть в компании с Номером Двести Первым?
– Испытай меня! – усмехнулся Дэвид.
Нахмурившись, Бен Баукер встал и зашагал в гостиницу, откуда вскоре появился с подносом в руках. На подносе лежали поджаристые булки, толстый кусок сыра, салат-латук, пучок зеленого лука и стояли две большие кружки в шапках кремовой пены.
Так Дэвид Лоринг преломил хлеб с бывшим заключенным номер двести один. Они сидели рядом на скамье, в тенистой прохладе, и больше не отвлекались на разговоры, пока полностью не уничтожили булки и сыр. А тогда, подняв ополовиненную кружку, Дэвид произнес тост:
– За лучшие дни!
– Э нет! – угрюмо пробасил Бен, качая головой. – Для меня они никогда не наступят, приятель, никогда… Я, понимаешь, потерял ее… мою маленькую Нэн!
– О-о, – сочувственно сказал Дэвид. – Она… умерла?
– Хуже! Много хуже! – зарычал бывший каторжник. – Она пошла по миру. Безо всякой надежды на эти самые «лучшие дни». Так-то, друг. Я не смог найти ее. Искал везде, спрашивал всех, кто ее знал, даже ее несчастную старуху мать, добрая она душа! Я ищу с того дня, как вернулся, истоптал все графство. Одни говорят, что она померла, другие – уплыла за море, а некоторые утверждают, будто она в Лондоне, моя маленькая Нэн!
– Что же ты не поищешь ее в Лондоне?
– Искал, парень! Но Лондон – слишком большой город… Нет, я потерял ее! Теперь вот вернулся в эту глухомань, чтобы закончить одно дело.
– Что за дело?