— Светлые волосы укрыли париком. Вот и вся причина, мой господин.
— Тогда я возьму с тебя ещё одно обещание, — теперь в обеих руках возницы оказалось по светлому локону. — Ты не позволишь сбрить их.
Он убрал руки, и пряди мягко упали вдоль пунцовых щёк.
— Я не могу давать обещаний, которых не в силах сдержать, — голос Нен-Нуфер дрогнул. — Я буду делать то, что мне повелят.
— Так кто же велел тебе приносить дары моему отцу?
Нен-Нуфер, позабыв про боль, вскочила на ноги, но сильные руки остановили её, не дав опуститься на разодранные колени.
— Прекрати, жрица! Это я должен стоять перед тобой на коленях за то, что ты сумела отскочить от моей колесницы.
— Кто будешь ты, мой господин?! Сам Сети?
Она глядела ему в лицо, позабыв все запреты, и вновь его губы дрогнули в улыбке.
— Сети старше меня на три года, а выглядит так, будто и на все пять, — он даже рассмеялся. — И ты не встретишь Сети не в золотой колеснице. Меня зовут Райя, о жрица, о мой прекрасный лотос. Кто дал тебе это имя был очень мудр.
— Имя мне дал Пентаур.
При имени жреца улыбка исчезла с губ царевича.
— Это тот, кто не в силах прочесть молитвы?
Нен-Нуфер стиснула губы. Она сама слышала недовольный ропот в толпе вельмож, да и все в храме, вплоть до рабов, с неделю обсуждали неудачу Пентаура. Но неужто во дворце не забыли до сих пор!
— Он самый, — кивнула она.
— Амени не прав дважды, что допускает до таинств неумех и что прячет от нас такую красоту, — царевич потянулся, чтобы вновь коснуться волос Нен-Нуфер, но тут же отдёрнул руку. — Я сказал лишнего. Забудь мои слова, жрица. А сейчас нам следует вернуться к отцу. Я собрал все твои дары.
Нен-Нуфер опустила глаза:
— Да простит меня царевич Райя, что я приношу дары фараону.
— Отчего ты просишь прощения? Кто может запретить тебе?! Ты имеешь такое же право приходить к нему, как и я. И ты делаешь это всяко больше моего, не давая ему заскучать. Ему повезло больше сына, он видит тебя без парика.
Царевич сжал её плечи, и Нен-Нуфер опустила глаза, не в силах вынести его улыбки. Ладони Райи медленно скользнули по рукам и замерли на дрожащих от волнения пальцах.
— Сделай ко мне шаг, о мой прекрасный лотос. Я хочу увериться, что ты в состоянии идти без поддержки.
Под пронзительным и тревожным взглядом она не могла вытряхнуть сандалии, да и боль в рассечённых ногах затмевала боль в стопах, но Нен-Нуфер шла вперёд, а Райя всё отступал и отступал, не желая давать свободу её пальцам. Она глядела на толстые золотые браслеты, сжимающие запястья холёных рук, и от их блеска или боли на глазах наворачивались слёзы. Волосы упали на лицо, и, чтобы избавиться от них, Нен-Нуфер вскинула голову. Никогда ещё она не кричала с такой силой. От неожиданности Райя замер, и лишь это спасло его от неминуемой смерти. Ещё шаг, и он полетел бы со отупений в темноту отцовской гробницы. Нен-Нуфер рванула руки, зная, что царевич не отпустит её пальцы. Он сделал шаг от гибельной ступени. И ещё один. Теперь Нен-Нуфер отступала, ведя за собой царственного возницу, и тот покорно шёл. Священную тишину нарушало лишь их сбившееся дыхание и недовольное фырканье застоявшихся коней. Нен-Нуфер уперлась в колесо колесницы. Райя разжал пальцы, и руки его плетьми повисли вдоль тела, а её так и остались висеть в раскалившемся воздухе.
— Ты дважды спасла меня, Нен-Нуфер. За твоей спиной стоит Великая Богиня. Уверен, Пентаур знал об этом. Никогда прежде мне не было так страшно, как нынче перед тобой.
Райя отвернулся, и Нен-Нуфер догадалась, что он борется с подступившими слезами.
— Я должен возвратить тебя в храм, покуда не причинил ещё больше вреда. Я и так вызвал довольно гнева Великих Богов.
Райя протянул руку. Нен-Нуфер недоуменно проследила за его взглядом и в страхе затрясла головой.
— Жрица, ты вольна не доверять поводьям в этих руках, — царевич опустил глаза. — И если ты отказываешься всходить на мою колесницу, я пойду подле тебя той дорогой, что ты пришла сюда.
Нен-Нуфер вновь затрясла головой, не в силах разлепить сомкнутые страхом губы.
— Доверься мне, — рукопожатие стало сильнее и вторая рука легла на её отогретое солнцем плечо. — Зной становится невыносимым. Долгая дорога пойдёт тебе лишь во вред, и ты намного дольше не сможешь радовать Богиню танцами. Доверься мне, мой прекрасный лотос.
Она сделала шаг к лошади, и Райя опустил её руку на гриву — такую же колкую, что и его парик. Царевич улыбнулся, и Нен-Нуфер улыбнулась в ответ, а потом дотронулась до его щеки и смазала краску со словами:
— Я напугаю своим видом весь храм, а от тебя придёт в ужас весь дворец, мой господин.
Он накрыл её руку тёплой ладонью и только сильнее прижал к своей щеке.
— Пусть пугаются. Я не стану умываться, дабы сохранить твоё прикосновение.