Тайна Лысой горы

Все зашумели и стали оттеснять меня от окошка. Я вернулся к машине.

— Что будем делать? — сердито спросил Билял Гиреевич. — Не везти ведь назад бумагу. Да и груз меня ждет на лесоскладе…

И тогда я вернулся к очереди и громко объявил:

— Товарищи! Кому нужна макулатура?

Все разом повернули ко мне головы.

— Продаешь, что ли? — поинтересовался какой-то парень. — Почем двадцать кило?

— Даром отдаю. Все равно государству достанется.

— Зачем даром, — отклонил мою щедрость парень. — Могу и купить. Хочешь — рубль дам?

— И я дам! — выкрикнул кто-то.

— И я… — протиснулась ко мне все та же старушка.

— Не надо мне ваших рублей — лишь бы бумага не пропала.

Я вскочил на подножку самосвала и шепнул Билялу Гиреевичу:

— Давайте задним ходом вон на ту площадку. Выгрузим.

Он понял и задергал рычагами. Скоро кузов дрогнул, натужно зашипел и, подрагивая, начал опрокидываться. Бумага полетела на землю.

— Берите, товарищи! — сказал я. — Макулатура — лучший подарок!

Просить дважды мне не пришлось. Очередь упала на нашу макулатуру и растащила ее по тюкам и тючатам. Я облегченно вздохнул — теперь и макулатура сдана, и Академию в Юркином сарае открывать можно. Билял Гиреевич потянул рычаг на себя и кузов плавно опустился.

— Поехали, что ли? — повеселел он.

Я кивнул и сел в кабину. Когда мы отъезжали, всю нашу макулатуру книголюбы уже разобрали. Они улыбались.

А мне почему-то было грустно.

«Входить без стука»

Вернувшись из Ташкента, я тотчас помчался к Юрке. Здесь вовсю шла работа — ребята белили сарай снаружи и изнутри. Оно и понятно — кого привлечет Академия с обшарпанным фасадом. Юрка протянул мне свободную кисть:

— Держи, для тебя приготовили.

Побелка высыхала на глазах, становясь из блекло-водянистой — густо-белой: жгучее солнышко знало свое дело. Когда мы доканчивали белить сарай, та половина, что ребята начали без меня, уже высохла. Я стоял у белой стены, словно у холста, и раздумывал, как украсить ее.

— Тащи краски! — мигнул мне Сервер. — Надо сделать из сарайчика конфетку!-

На одной половине стены я крупно вывел: «Входить без стука!». На другой — «ККАДТУ».

Фархад напряг лоб, силясь расшифровать магическое слово.

— Что это значит? — не выдержал он. Я рассмеялся:

— Ну и президент — не знаешь, как собственная контора называется. Ведь это очень просто — Катта-Караванская Академия Добрых Тимуровских Услуг. Ясно?

— Язык сломаешь, — уклончиво ответил Фархад.

— Можно короче, — согласился я. — «АДУ», например — Академия добрых услуг.

— Совсем другое дело, — повеселел Фархад. — А от твоего «ККАДТУ» впечатление такое, будто шесть бурлаков разом ухватились за язык и тянут его в разные стороны.

Я остановил его:

— Ты бы, президент, больше думал не о вывеске, а о деле. Рекламу я беру на себя, а ты уж голову ломай, как работу вести. Айда в сарай, поглядим — что да где устроить.

— Не в сарай, а в Академию, — поправил меня Камилов. — Про сарай забудь.

Мы окунулись в полумрак, который рассеивал сейчас лишь сноп света, вливавшегося в дверь, а из щелей в черепичной крыше больно кололи солнечные кинжальчики.

— Так, — деловито начал Фархад. — Светящаяся крыша летом — это текущая крыша осенью. Черепицу надо будет перебрать.

— Где поставим верстак? — спросил я.

Решили — у правой стенки.

— Тогда, — рассуждал Фархад, — свет от лампочки будет падать слева.

— Кстати о лампочке, — напомнил Сервер. — Надо бы подумать и о ней. Кто проведет в сарай электричество?

— В Академию! — снова вспылил Фархад.

— Зря кидаешься, — усмехнулся Сервер. — Сарай, между прочим, по-узбекски значит дворец!

— Сам ты дворец!

— Тихо, драчуны, тихо! — поспешил я успокоить распалившихся академиков. — Не подменяйте дело парламентскими дебатами. А про лампочку сказано верно. Электричество нам сюда нужно в первую очередь.

— Можно от летнего душа провести, — предложил Юрка. — Там у нас есть свет.

— А кто проведет? — задумался Сервер. — Ты, что ли?

— Я не умею, — честно признался Воронов.

— Не волнуйся, мы тоже не умеем, — сказал Мамбетов. — Надо кого-нибудь из взрослых позвать.

— Может, тогда и Академия не нужна? — взорвался я. — С, первых шагов сами в добрых услугах нуждаемся. Толку от таких академиков, как от козла молока.

— Старая хохма! — скривился Сервер. — А вот беспомощности нашей нам не простят. Надо всему учиться, все уметь делать своими руками — это верно.

Фархад вздохнул:

— Ребята, я знаете чего боюсь — чтобы наша Академия не превратилась в рядовой Дом быта.

Мы были ошеломлены этим предположением. Мы, понимаешь, хотим сделать нашу Академию пионерской совестью поселка, а Фархад говорит про нее такие страшные слова. Какой еще Дом быта? Только этого не хватало…

— Погоди, Фархад, — задумчиво сказал я. — Все будет зависеть от нас самих. И потом — ни один Дом быта не ходит к заказчикам, а ждет, когда они сами его

потревожат.

— Невелика разница! — хмыкнул Камилов.

— Погоди, это еще не все… В нашей Академии будут зоркие глаза и чуткие уши — разведчики. Они должны знать поселок как содержимое своего портфеля…

— … И доносить нам, где и кто нуждается в нашей помощи? — перебил меня Фархад.