Тайна машины Штирлица

- Понимаешь, - сказал он мне, - ты все записываешь правильно и точно, а если где-то и присочиняешь немного, для красоты, то это не страшно. Может, тебе так запомнились какие-то красочные детали, что ты решил их ещё немного укрупнить. Но вот наши разговоры у тебя... то есть, смысл ты всегда передаешь верно, но мы ведь по-другому разговаривали, другими словами, а у тебя получается, что мальчишки разговаривают как по-писаному, да ещё на языке, который для начала семидесятых был не очень характерен. Другие у нас были любимые словечки и выражения, многое было другим. Наша-то речь ещё ничего, а речь Седого у тебя уж слишком литературной получается, совсем не слышно его особой манеры разговаривать.

- Но ведь я стараюсь! - возразил я. - И в книгах никогда не говорят так, как в жизни, иначе полная бессмыслица может иногда выйти. И современных слов я избегаю, и...

- Правильно, избегаешь. Но тебе надо ещё что-то придумать. Такое, чтобы перед читателем возникло твое особое царство, твой мир, в котором как у тебя герои ни говорят - все по делу.

- Так это ж проще простого! - сказал я. - Надо прямо об этом сказать. И твою историю о машине Штирлица я так и начну: "В те годы Москва была особым волшебным царством..."

- Что ж, начни так! - рассмеялся отец. - Тем более, что для тебя это будет полной правдой. Ты не застал того города, не видел его, и для тебя он такой же сказочный и нереальный, как для меня град Китеж или Эльдорадо. Мне кажется, если ты сделаешь такое вступление, все встанет на свои места.

И я начал с такого вступления, причем, сознаюсь честно, переписывал его несколько раз, пытаясь выудить самое важное из рассказов отца о городе его детства. Кое-что я записал просто потому, что так отец мне пытался объяснять, хотя до конца я не понял. Поэтому если возникнут у вас какие-то вопросы - то, на "землю" готов поклясться, такие же вопросы возникали и у меня.

Да, и ещё одно. Наверно, надо было раньше оговорить, ещё в предыдущих повестях, но мне это казалось не слишком важным, а тут отец говорит, что все-таки нужна точность. Я все песни того времени цитирую так, как отец и его друзья их знали и пели, а не так, как они теперь порой напечатаны в книжках. Например, в собрании сочинений Высоцкого напечатано "...С победою закончилась война", потому что это признано окончательным вариантом, на котором сам автор остановился, а на пленке, которую крутили во дворе отец и его друзья, передавая пленку друг другу для записи, и с которой весь квартал впервые узнал многие песни, Высоцкий поет "С победою пришла моя страна", и я цитирую именно так. И со многими другими песнями то же самое. Отец говорит, что впервые услышанные варианты так и ложатся на душу на всю жизнь, потому что из детства тебя простреливают, и если автор потом что-то изменил в своей песне, ты все равно больше будешь любить первый вариант и только его и петь, даже если изменения и к лучшему. Отец считает, я обязательно должен оговорить, чтобы люди, которые любят искать ошибки в любой книге, не могли придраться. Вот я и оговариваю.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ТРИ ДРУГА И ГЕШЕФТМАХЕР