– Вы ведь приказали не отъезжать далеко, я и сделал, как вы велели. Кругом тихо, ни души. Хожу я с трубкой около кареты да поглядываю, знаете, по сторонам… Вдруг вижу: выбегает из этого самого кабака, к которому я подвез вашу милость, какой-то человек с большущим ножом в руке. Что, думаю, за притча! Его надо выследить, да забрать, куда следует. И поехал я за ним мелкой рысцой, не спеша. Миновали мы площадь Инвалидов, затем повернули налево, на набережную, и бежал он по набережной довольно далеко, до того места, где навалены доски и бревна от сломанных построек последней выставки, до самого Иенского моста. Тут он спустился к воде, и я потерял его из виду. Во всю дорогу мы не встретили ни одного сержанта. Полиция-то занимается у нас не своим делом, как видно, суется туда, где ее не спрашивают. Сама заварит кашу, а парижане и расхлебывай ее как знаешь.
– Но дальше-то? Что же дальше? – нетерпеливо одернул его Фрике.
– Прошу извинить, я заболтался. Человек с ножом исчез куда-то, а передо мной очутилась хорошенькая мамзель. Ее, видно, очень занимало, что я тут делаю со своей каретой. Ну, думаю, женское любопытство, и все такое…
– Вы ищете, верно, человека, выбежавшего из заведения на бульваре Латур-Мобур? – спрашивает вдруг красотка. – Я сама ищу его. Давайте искать вместе.
– Это Этиоле, – подумал Фрике.
– Мамзель-то тощенькая такая, маленькая. Какая, думаю, от нее подмога? Впрочем, у нее хорошие, молодые глаза… Пусть, думаю, посторожит тут в сторонке, за деревьями. Увидит молодца, – так мы его захватим, не увидит, – так уйдем подобру-поздорову.
– Иди, Фрике… иди скорее… – шептал Николь, – отомсти… Похорони меня так, чтоб никто не узнал… чтоб не было суда… процесса… Все это лишнее… Ты будешь знать могилу… твоего Николя… и ты, конечно, придешь к нему.
И тихо, без агонии отошла благородная душа Николя в лучший мир.
Осиротелый Фрике зарыдал над телом Николя. Жозеф Клапе оттащил его и посадил в карету. Нельзя было терять ни минуты, злодей мог ускользнуть. Кучер пустил лошадей вскачь. Он поехал тише при приближении к Иенскому мосту. Там Фрике вышел из экипажа и, несмотря на темноту, вскоре нашел маленькую Этиоле.
– Ты очень хорошо сделала, что пришла сюда, – шепнул он ей. – Мы должны найти убийцу.
– Я знаю, что он там, внизу, он не выходил оттуда, – ответила Виржини. – Но за всем этим хламом, за досками и бревнами найти его теперь, ночью, будет нелегко.
– А мы возьмем каретный фонарь.
– У этого самого извозчика?
– Да. Он славный малый. Но что это у тебя в руке, Виржини? – испуганно спросил Фрике.
– Я нашла это здесь, на берегу… Убийца бросил его… Это, кажется, Флампен, – и дрожащей рукой подала она своему доброму, милому Фрике длинный каталонский нож, окрашенный кровью его единственного друга.
– Этим, этим самым ножом должен я отомстить за смерть Николя! – с жаром проговорил Фрике и подозвал Жозефа Клапе.
Общим советом порешили так: Этиоле останется у экипажа, а мужчины снимут каретные фонари и спустятся за бревна к самой воде, где, конечно, найдут злодея.
Минут десять искали они безуспешно и считали уже дело потерянным, как вдруг свет фонаря Жозефа, направленный на большую пустую бочку, осветил бледное испуганное лицо, синюю блузу и темное пальто…
– Вот он! – закричал во все горло Жозеф.
– Иду! – отвечает Фрике и побежал на свет фонаря.
Но человек, схваченный Жозефом, сильным ударом кулака выбил у кучера фонарь из рук и разбил его вдребезги. Потеряв свет, Фрике, бывший еще на довольно далеком расстоянии, сбился с пути и запутался в бревнах. Клапе орал и чертыхался, а попавшая было в его руки жертва спешила воспользоваться благоприятным моментом всеобщего смятения. Флампен выскочил из бочки и скрылся в ночной темноте. На счастье беглеца, набережный спуск был рядом. В несколько мгновений он уже оказался наверху, возле маленькой Виржини.
– Фрике! Фрике! Сюда! Наверх! – закричала она испуганным голосом.
– Подлая тварь… – прошипел над самым ее ухом разъяренный Флампен. – Какая досада, что при мне нет ножа…
И отчаянная, нечеловеческая борьба завязывается между ним и маленькой Этиоле. Девочка слаба, тщедушна, но у нее острые зубы и цепкие пальцы. Она кусала его, расцарапала ему руки в кровь, цеплялась за него, как кошка, но не уступала, не выпускала его из рук.
Тут только Флампен приметил карету…
Вот его спасение! Сильнейшим ударом ноги в грудь он опрокинул навзничь своего слабосильного врага и бросился к экипажу. Но в эту самую минуту подбежал Фрике, и Флампену пришлось на этот раз иметь дело с более сильным противником.
Он порывается бежать по направлению к Иенскому мосту, но его кривые ноги работают плохо. Фрике бежит гораздо скорее, догоняет его на мосту, хватает за шиворот и уже наносит над ним его острый, длинный нож.
Флампен рычит как дикий зверь и отбивается.
– Только не ты, Фрике! не ты! – раздается женский голос. – Это мой грех… Не марай рук… не будь убийцей!