— Хряков мы на званых обедах не используем, — доверительно сообщил Череп. — Воняют. Пробовали вымачивать и мариновать. Бесполезно.
Эликс мельком взглянула на привязанного рядом парня. Где-то она его видела, но не помнила где.
Толстая бабища сидела на полу и тихо подвывала.
Череп повернулся к водителю.
— Следующий адрес далеко?
— Это был последний, господин главный снабженец. Возвращаемся на базу.
— Разве?
— По путевому листу мы должны были забрать шесть туш. Одна туша высшей категории. Одна недоказанной первой. Три туши категории «В». Это те, что в конце висят. И одна последняя третьесортная. Первую категорию надо бы подтвердить. А то потом в отчетах закопаемся.
— Вот же бюрократы, — проворчал Череп и достал из кармана маленькую коробочку. — Не дергайся, беглая рабыня. Я должен узнать, для какого стола тебя готовить и кому подавать. Боссам или их заместителям.
Он схватил Эликс за ногу и приложил коробочку к верхней части бедра. По коробочке побежали ряды мелких цифр.
— Первая категория, — оскалился Череп. — Даже ближе к высшей. Но пишем первую. Кто знает, на каком пастбище тебя откармливали. Вот про твою сестричку всё известно. Рацион. Физические упражнения. С какой периодичностью массаж делали. Поэтому ей еще год назад высшую категорию присвоили. Хозяева хоть нас и ненавидят, но договор не нарушают.
— Какой еще договор? — нахмурилась Эликс.
— Что значит какой? Ты откуда свалилась, раз о договоре не слышала? — Череп осекся и завертел головой. — Кто это все время ноет?
Толстая бабища уже выла в голос и мерно раскачивалась.
— Закройте ей пасть!
Один из помощников подскочил, сунулся с обрывком клейкой ленты и тут же с воплем отпрыгнул обратно.
— Она меня укусила!
Толстуха сверкнула маленькими глазками.
— Что, людоедики? Не любите, когда вас самих кусают?
Она раскачивалась все сильнее, вбивая внушительное плечо в стенку машины. Катафалк скрипел и тоже стал на ходу переваливаться с боку на бок.
— Зафиксируйте ее кто-нибудь! — заорал водитель. — Мы сейчас перевернемся!
Двое помощников бросились к бабище.
Раздался треск рвущихся веревок и торжествующий вопль.
Две освобожденные слоновьи лапы взметнулись над головами.
Первому помощнику она свернула шею.
Второй отлетел в сторону, ударился об угол ячейки и, судя по хрусту, сломал позвоночник.
— Да вы издеваетесь, — проворчал Череп и достал пистолет.
— Не так быстро, тварь.
Тщедушный парнишка вдруг шагнул из ячейки и поднял руку.
Сверкнуло короткое кривое лезвие, и Череп сполз на пол с распоротым от уха до уха горлом.
Третий помощник все это время сидел, вылупив глаза, и сидел бы дальше, но толстуха шагнула к нему и раздавила ладонями голову.
Раздался визг тормозов, катафалк пошел юзом и остановился.
Водитель выскочил наружу и сиганул к обочине.
— Он не должен уйти, — глухо сказал мелкий, и бабища выпрыгнула из машины.
Из складок халата вдруг появился нехилых размеров топор. Резкий взмах слоновьей руки, и водитель рухнул на асфальт с торчащим из затылка лезвием.
На всё про всё ушло не больше пары минут.
— Лихо, — прокомментировала Эликс.
Парнишка скользнул по ней холодным взглядом.
— Кто из вас двоих наложница Марска?
Эликс удивленно подняла бровь.
— А какая тебе разница? Одну освободишь, другую оставишь?
— Значит, не ты. Постельная шлюха вряд ли будет болтливой.
— А вот тут ты ошибаешься. Шлюхи бывают разные. — Она пригляделась. — О! Я тебя вспомнила. Ты тот солдатик у ворот. Извини. Пришлось позаимствовать твою одёжку. Но она все равно не пригодилась.
Рядовой Робски скривился.
— Заткнись.
Он оглядел свою нагую Богиню. Ее хрупкие плечи, узкую спину, пышный зад. Она висела в ячейке такая беззащитная. С такой светящейся в полутьме белой, нежной кожей…
В катафалк с шумом и топотом залезла бабища.
— Эй, Робски! Мы в расчете? А то меня бабы в отделении засмеют, если узнают, что я тебе помогала.
— В расчете, — прошептал Робски.
Он медленно провел двумя пальцами по золотым волосам Богини, по спине Богини, спустился ниже и сжал ее шелковистую, пухлую ягодицу.
Алиса повернула голову.
— Слышь, парень. Может сперва руки развяжешь, а уже потом лапать будешь?
Робски разочаровано замер. Богини так не разговаривают. Они вообще не разговаривают. Они молчат, томно вздыхают, стонут и плачут.
— Я, конечно, благодарна за спасение и все такое, — добавила Алиса, — но…
Робски зашипел, схватил ее за волосы и резко приложил лбом об угол.
Алиса обмякла.
— Эй! Ты что творишь, мелочь?! — дернулась Эликс.
— Закрой ей рот, — кинул Робски толстухе, не оборачиваясь.
— Совсем? Или временно?
— Как хочешь.
Толстуха, кряхтя, подняла с полу обрывок клейкой ленты и залепила Эликс губы.
— Будешь дергаться, ляжешь рядом, — она кивнула на трупы.
Теперь Богиня молчала, но было уже поздно. Волшебство ушло, и вместо сияющего тела, Робски видел перед собой простую девку с прожилками и мурашками на коже, спутанными волосами и пожелтевшими следами старых синяков на верхней части бедер. Там, куда впивался пальцами Хозяин, когда трахал ее по-собачьи.
— Ты не Богиня. Ты такая же шалава, как и все остальные, — прошептал Робски, притянул ее к себе и коленом раздвинул ноги.