Тайна мецената

Садальский оказался невысоким мужчиной с пронзительным взглядом серо-голубых глаз и редкими волосами, кое-где тронутыми сединой. Выглядел он на свой возраст — ни моложе, ни старше. Никакого эпатажного внешнего вида или специфической одежды, выдававшей в нем натуру творческую, неординарную — если бы я не знала, что по роду занятий он художник, то не догадалась бы. Скорее, он походил на преподавателя университета — довольно строгий серый костюм из брюк и жилетки, бледно-голубая рубашка. Мой взгляд сразу приковали манжеты рубашки, однако никаких запонок или следов, что Садальский их использовал, не было. Конечно, глупо думать, что у него имеется только одна рубашка — к примеру, похищать картину он мог бы и в другом костюме. Я про себя подумала, как бы мне половчее спросить у него про найденную мною запонку, чтобы Садальский раскололся, если, конечно, сия вещь принадлежала ему. Но пока дельных мыслей в голове у меня не было, и я решила действовать по обстоятельствам.

— Здравствуйте, — спокойно поздоровался со мной художник. — Вы мне ведь вчера звонили, так? Татьяна… как вас по батюшке?

— Александровна, — сообщила я. — Приятно познакомиться, Роман Андреевич.

— Проходите, — радушно пригласил он меня. — Где вы предпочитаете беседовать? В зале или на кухне?

— Мне не принципиально, — пожала я плечами. — Разве что попрошу вас продемонстрировать какие-нибудь ваши работы для фотографий. Вы ведь здесь картины пишете?

— У меня есть собственная мастерская неподалеку, — пояснил Садальский. — Если вас интересуют все картины, в том числе и ранние, то я бы вас пригласил туда. В этой квартире у меня тоже есть некоторые этюды, но если их недостаточно, то отправимся в мастерскую.

— Посмотрим, — неопределенно пожала я плечами.

Садальский решил, видимо, что лучше разговаривать с журналисткой на кухне, поэтому пригласил меня туда. Чистые, опрятные и убранные комнаты составляли яркий контраст с беспорядком в доме Огородникова. У Садальского же стены не были измазаны краской, скатерть на столе не была заляпана пятнами от кофе и жирной еды, а на полу — никакой пыли или грязи. Интересно, художник живет один или с супругой или родителями? Если первое предположение верно, то он превосходно умеет поддерживать порядок и явно заботится о сохранности собственных вещей. Может, в душе Роман Андреевич — педант? Судя по всему, он не курит — я не учуяла в квартире запаха табачного дыма, не увидела пачек сигарет на столе и пепельниц. Может, ведет здоровый образ жизни? Увлекается йогой и вегетарианством, а в свободное от практик время пишет картины? Но тогда зачем ему воровать «шедевр» Огородникова? Насколько мне известно, люди, стремящиеся к гармонии и внутренней осознанности, не допускают разрушительных чувств вроде зависти, обиды и гнева. Ладно, посмотрим, что он мне сам расскажет…

Садальский галантно предложил мне сесть на стул и поинтересовался, не желаю ли я выпить чаю или кофе. Я согласилась, и он включил электрический чайник, который закипел довольно быстро. По моей просьбе Роман Андреевич положил в чашку две ложки черного кофе, себе заварил зеленый чай без всяких добавок. Когда напитки были разлиты по чашкам, я решила приступить к своему интервью.

— Читателей нашей рубрики интересуют вопросы, связанные со становлением творческих натур, — начала я. — Скажите, вы учились в художественной школе или училище?