Тайна мецената

Поднявшись на второй этаж, я прошла к открытой двери, на пороге меня уже поджидал мой давешний телефонный собеседник. Я оглядела художника. Признаться, я иначе представляла себе его внешность. Вспоминая виденные мною фильмы о живописцах, да и вообще, учитывая мой опыт знакомства с творческими людьми, я составила свой собственный портрет «человека с красками». По мне, так художники в большинстве своем высокие, худощавые, непременно — тридцатилетние люди (почему именно такой возраст, не имею ни малейшего понятия), с густой шевелюрой где-то до плеч. Сейчас же я видела перед собой чудаковатого мужчину ростом чуть выше среднего, немного полного и обрюзгшего, с безумным выражением серых глаз, которые он к тому же усиленно таращил. Волосы гениального живописца были совсем не густые и не длинные, а короткие, прямые, одежда же вызывала подозрения относительно его психического здоровья.

Одет Вольдемар Огородников был в джинсы и рубашку, поверх которых красовался заляпанный чем-то красным белый медицинский халат. Сей господин скорее напоминал какого-то безумного хирурга из фильма ужасов, который режет все, что попадется ему под горячую руку. Однако вместо медицинского скальпеля в его правой руке была кисть, а приглядевшись повнимательнее, я поняла, что на халате — совсем не кровь, а обычная масляная краска. Должно быть, Вольдемар Огородников трудится над созданием очередной картины, решила я про себя. Видимо, я так долго ехала, что художник устал меня ждать и занялся творением нового шедевра. Как я поняла, меня Вольдемар представлял себе тоже несколько иначе.

— Татьяна Александровна Иванова? — уточнил он, смерив меня пристальным взглядом своих полубезумных глаз. Я кивнула.

— Я полагал, вы старше, — заметил Огородников. — Мне сказали, вы распутали порядка трехсот дел…

— У вас устаревшие сведения, — скромно отозвалась я. — Гораздо больше, я уже их не считаю.

— И что-то по вам не скажешь, что вы такой опытный частный детектив! — хмыкнул Вольдемар Огородников. Я не осталась в долгу.

— Ну, известного художника я себе тоже иначе представляла, — заметила я, едва сдерживая ехидную усмешку. — Внешность порой обманчива, тут уже ничего не поделаешь!

— Ладно, ближе к делу, — тотчас посуровел Огородников. — Вы хотели осмотреть место происшествия, пройдемте в квартиру. Я уже говорил вам, что оставил все, как есть, потому что думал вызывать полицию. Но, если честно, меня попросту выводят из себя все эти бумаги, документация, протоколы… Мне нужно отыскать картину, и точка! А заодно — засадить преступника за решетку. Думаю, вы меня понимаете?

— Да, мне ясны ваши пожелания, — сдержанно кивнула я. Вольдемар Огородников еще раз бросил на меня пронзительный взгляд своих вытаращенных до предела очей и направился в квартиру.

Обычно по размеру и обстановке прихожей можно сделать вывод об общем виде жилища. Как правило, обои в коридоре подбирают нейтрального цвета, но при этом они должны гармонировать с обоями в других комнатах. Однако при взгляде на коридор квартиры художника я поняла только одно: убираться здесь как-то не принято. Равно как и класть вещи на свои места, расставлять обувь или вешать верхнюю одежду. По-видимому, до господина Огородникова как-то не доходило, что куртки полагается вешать на крючки или вешалки, а ботинки — ставить в специальный шкафчик или, на худой конец, на полку. Вероятно, живописец не подозревал об этом — в прихожей царил настоящий хаос. Я не придираюсь к раскиданной повсюду обуви и следам грязи, но позвольте узнать, что делают на тумбочке с зеркалом грязная тарелка и тюбик краски? И неужели трудно поднять с пола шапку с шарфом?… Я поостереглась вешать свою куртку на вешалку — судя по всему, здесь все было заляпано краской и растворителем, в нос сразу же ударял характерный запах какого-то скипидара. Однако Огородников ни капли не был смущен состоянием своей квартиры, он показал, где оставить куртку, и даже не предложил мне какие-нибудь гостевые тапочки. Я, признаться, вовсе не хотела разуваться — слишком уж грязно было в квартире, поэтому я нагло осталась в уличных ботинках.

— Итак, перейдем к пропаже картины, — сказала я. — Расскажите, как все произошло: когда вы в последний раз видели ее, что происходило накануне вечером и сегодня утром, почему вы подозреваете этого Садальского? Рассказывайте все, что знаете, мне нужны все детали.

— Мы можем сразу пройти в гостиную, — проговорил Огородников. — Именно там находилась моя работа, и она, не побоюсь этого слова, является настоящим шедевром нашего времени! Это не только мое мнение, так говорят все, кто видел мою картину!