– Да, – ответил долговязый изучая созвездия в виде следов.
– Это обнадеживает, – толи себе, толи ему сказала Зови. – Нет, мистер Дример. Я его не победила. Он трансгрессировал, в тот момент, когда вернее всего мог превратить меня горстку пепла. И я хочу знать, почему. Почему, я не могла его обезоружить. Почему он мог убить нас всех, но выбрал только мисс Банти. Я хочу знать всё, мистер Дример. Абсолютно всё.
– Помогу, чем смогу, – согласился рыжий.
– Хорошо. – Зови опустила голову, вытащила палочку и через секунду перекресток Уимпол-стрит и Нью-Кавендиш-стрит, стал таким, как и прежде: магловским, тихим, уютным и безлюдным.
Событие четвертое. Осколки и пазлы
– Ирония в том, – процедил полулицый, – что мальчик, который выжил, в итоге умер. Таков мир, мистер Шакпи, он всегда совсем не то, что мы про него думаем.
Холодный ветер кусал за пухлые щеки, раскачивал Вебстера, будто тот рыжеверхий флюгер на шесте, а может – как мокрую простынь на тонкой верёвке. Мистер Шакпи держался короткими пальцами-сосисками за древко метлы – его гладкий край – и не мог смотреть вверх слыша, как хрустит дерево под его весом.
Еще минуту назад он беззаботно летел укрывшись чарами невидимости. Мистер Шакпи любил вечерние прогулки над Лондоном и когда дело с дементором было перенесено на завтра (завтра, так завтра), педантичный коротышка решил немного полетать. Развеяться.
Он сам не понял какой-такой силой его потащило на мост, и как так вышло, что вот он весит на своей метле, и страшится увидеть, как его тело переломит ту надвое.
Кит держал метлу с другой стороны, где была щетина, её же центр опирался на перила моста. Как есть весы, только жуткие, с точки зрения министерского.
Мистер Шакпи прогнал все мысли из головы, это он умел, на отлично, представил свой дом, свел в едино все крупицы самообладания и… Ничего. Трансгрессия не удалась. Впервые. Впервые за двадцать с лишним лет, с того самого дня, как он сделал это – и более ни разу у него не было ни осечек, ни, не дай Бог, "расщепа".
Попытки Шапки трансгрессировать Кит заметил, пронзительно засмеялся.
– Ну, подымите же голову, дорогой Вебстер. – сказал он после, в голосе были умоляющие нотки. – Мы знакомы, вы, не поверите. Виделись однажды, лет… лет десять тому назад. По делу, об угнанных метлах, в городке Дувр. Я тогда…
Метла с треском обломилась. Шакпи взвыл, не столько пугаясь падения, хотя это тоже, сколько боясь увидеть воочию кусок дерева летящий с ним рядом. Коротышку закрутило в воздухе и он, наконец, сумел телепортироваться.
Вебстера швырнуло прямиком в сервант. Загремела разбиваясь посуда, зазвенели ложки, вилки. С самого его верха слетела старая фарфоровая фаза, покойной матери, и ударила по рыжей голове.
Из глаз у Шакпи, буквально, полетели искры.
Одна из них упала на ковер.
Пока коротышка приходил в себя, тонкая струйка дыма, превратилась в змейку, ковер вспыхнул зелено-оранжевым светом. Шакпи притронулся к поясу, к тонкому кожаному тубусу – там он хранил палочку – но тот оказался пуст. Тогда Вебстер взмахнул рукою, будто бы там, что-то есть и мигом угомонил и пламя, и едкий дым.
Короткими шажками Вебстер проследовал на кухню, сел, встал, налил из кофейника чашку кофе, вновь сел.
Сделав несколько глотков, рыжий призвал самописец и задокументировал все, что с ним происходило, начиная с момента вызова на место аварии. После, приказал тому воспроизвести записанный тест.
Ему всегда было легче думать, когда он как бы не был участником происшествий, а смотрел на них со стороны. К сожалению, от всех этих танцев с бубном мистер Шакпи умнее и сообразительнее не становился, и выводы не прилетали в его рыжую голову. Впрочем, одно он понял наверняка. Нужно пересмотреть вызов в Дувр. А ещё…
Вебстер вернулся в комнату. У подножия серванта лежал осколок его любимой метлы. Слёзы накатились на выпуклые глаза Шакпи. Он долго не решался подойти, но все-таки собрал все самообладание, взял осколок и похоронил тот у себя в палисаднике. Так закончился этот ужасный, как считал Шакпи, день. Четверг. Что может быть хуже?
***
Обстановка в кабинете невыразимца Зови Элмерз соответствовала её внешности: грязно, неопрятно и ветхо. Кривой, сутулый шкаф, запыленный, в бессчётных царапинах на лакированной поверхности. Портрет на стене, явно портрет, поскольку полотно висело вертикально; однако, "обитателя" там не было и в центре горного пейзажа зияло пустое пространство. Рамку, когда-то красивую, сейчас "украшала" россыпь щербинок, резной узор имел сколы и трещины. На дубовом столе, в центре небольшой комнаты, громоздились свитки и книги, его затертая столешница была покрыта толстым слоем пыли и жирными пятнами, а также круглыми следами от широких кружек.