Охотник-одиночка пошел в своей дерзости еще дальше: из одного падающего камня, свидетелем падения которого был сам, он сделал себе мощную палицу. Он изобрел также копье-метатель и постоянно совершенствовал его.
Ва-хунга предпочитал охотиться близ Красных Скал, у водопоя, где речка образовала излучину и разлив, легко доступный для животных. Охотник научился ловко карабкаться на скалы и в случае угрозы со стороны рассвирепевшего хищника умел мгновенно подняться на Красную Скалу, где чувствовал себя в безопасности. Он даже нашел на одной из скал маленькую площадку, доступную только с одной стороны, собрал там запас пищи, камней, копий, так что в случае неуспеха или даже нападения мог укрыться там и поражать врага снарядами, метко кидаемыми вниз. Но случалось и так, что какой-нибудь упорный, злобный и могучий хищник подолгу осаждал его, все время бродя вокруг отвесной скалы, то и дело издавая бешеный рык, царапая скалу когтями, пока Ва-хунге не удавалось особенно метким ударом вынудить его к отступлению; иногда, наскучив бесплодной осадой, зверь уходил и сам.
Ва-хунга был доволен своей судьбой. Одиночества, на которое осудил себя добровольно, он не принимал трагически. Не обижался даже на то, что соплеменники относятся к нему сдержанно и недоверчиво. Если бы он был философом, то признал бы безмятежно, что каждый живет по-своему. Он смутно ощущал эту невысказанную мысль, так что одиночество не наскучивало ему, больше того — позволяло размышлять. Он начинал постигать мир не только чувствами, но и разумом. Это его восхищало, вскоре он понял, что знает гораздо больше, чем его собратья, и очень радовался тому.
Бессознательно, совершенно не умея выразить это, он чувствовал, что его личность изменяется. Он предугадывал направление этой перемены. В нем начали возникать тревога и тоска по чему-то, чего он не мог даже представить себе. Эта внутренняя тревога заставляла его не только спрашивать «почему», но и искать ответов.
Так было и на этот раз, когда Ва-хунга прятался в засаде у тропы к водопою. Он был голоден. Ему пришлось много дней укрываться на Красных Скалах от саблезубого хищника. Наконец, хищник исчез, очевидно, тоже проголодался и отправился искать другие охотничьи угодья, где добыча еще не напугана. Ва-хунга долго наблюдал окрестности, прежде чем покинуть свое укрытие и сесть в засаду.
Кругом царила тишина. Должно быть, животные еще не знали, что саблезубый ушел отсюда.
Наконец, на опушке далекого леса появилось стадо животных и осторожно, словно в нерешительности, направилось в саванну. Сердце у Ва-хунга забилось живее: это были антилопы, мясу которых — сочному, нежному, необычайно сытному — нет равных.
При мысли о том, что вскоре снова угостится этим мясом, охотник ощутил трепет во всем теле. Вместе с тем он начал раздумывать, почему у хищников мясо не бывает таким вкусным, как у травоядных.
Но он не смог найти ответ на этот вопрос, не успел добыть даже самого слабого из животных. В тот миг, когда антилопы были уже близко, с неба, громко свистя и гремя, упал камень. Все стадо мгновенно разбежалось в паническом страхе и, пронзительно заржав, кинулось обратно к лесу.
Разочарованный Ва-хунга издал протяжный крик гнева и, выскочив из укрытия, подбежал к месту падения камня.
Камень был необычный. Ва-хунга никогда еще не видел такого. Камень был не такой, как все другие падающие камни. Он был — Ва-хунга еще не умел точнее анализировать свои наблюдения — он был странный. Лежал на почерневшей от сожженной травы земле, дышал паром и издавал необычные звуки: не то шипел, не то стонал и трепетал белыми словно бы крыльями. Ничего подобного отважный охотник Ва-хунга еще не видел. И если бы Ва-хунга не был голоден, если бы самое вкусное мясо не умчалось бесповоротно, то врожденная любознательность наверняка взяла бы верх над гневом и разочарованием. Он начал бы спрашивать «почему» и раздумывать. Но теперь…
Он покрепче сжал в руках палицу и, широко размахнувшись, нанес яростный удар по ненавистному камню, так не вовремя упавшему с неба. Над пустой саванной разнесся возглас торжества. Охотник, опьяненный мщением, крушил и дробил странный камень.
А на соседней планете, о существовании которой Ва-хунга даже не подозревал, другие люди истолковывали удары его палицы как доказательство того, что в этом мире царят чудовищные давления, достигающие сотни атмосфер.
НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ
— Черт! Он действительно занялся этим. Ты слышишь?
Из открытой арки кабины управления падал сверху вниз солнечный луч и доносился голос. Отдаленный голос говорил и умолкал, говорил и умолкал. Слова сливались в неясный гул, но узнать голос было можно.
— Он вышел и проповедует туземцам!
Два инженера перетаскивали машины, но остановились, чтобы взглянуть в сторону голоса.
— Может быть, нет, — произнес Чарли, младший из двоих. — В конце концов, он не знает их языка.