Мы немного помолчали, а потом одновременно засмеялись. Есть очистительные слезы, а у нас был очистительный смех. Мы сидели, прислонившись плечами, и хохотали на всю пещеру, которая отвечала нам своим далеким эхом, словно друг, который понимает и разделяет нашу радость, наш гимн жизни. Постепенно вернулась тишина, в которой особенно пронзительно понималось, что мы здесь только вдвоем, так близко… после поцелуя-прощания.
Я почувствовала, как Райн встает, судя по доносившимся в темноте шагам, он разминался. Да, мне бы это тоже не помешало: тело за время сидения затекло, поэтому процесс принятия вертикального положения стал настоящим мучением. Ноги одновременно ужалили тысячи пчел, прокололи тысячи иголок, их будто окунули в леденящую воду. Вместе с болью возвращалась чувствительность.
Прислонилась к камням, не хотелось думать совершенно ни о чем. Хотелось просто стоять и слушать, как мечется где-то рядом Райн. Постойте, а чего он так разошелся, даже света не надо, чтобы понять, что мой маг носится туда-сюда мимо меня. Вентилятор что ли изображает? Так мне не жарко вроде.
— Посидишь одна? Хочу пройти немного по тоннелю, чтобы понять есть ли отсюда второй выход.
— Можно я с тобой? — робко поинтересовалась, стараясь скрыть свой страх перед гнетущей темнотой. Поводила перед собой руками и, нащупав рукав, потянула поближе к себе, тот оказал неожиданное сопротивление. Опять потянула, но тот ни в какую. Чего это он?
— Рай, а Рай, — используя понравившееся магу ласковое имечко, попыталась подольститься к нему, — Ну, возьмиии меня!
То, что прозвучало это несколько двояко, я поняла только, когда услышала в ответ слегка хрипловатый голос:
— Это… Ты лучше сиди, набирайся сил, а я схожу один.
— Только ты не долго, а то я буду волноваться, — смирилась я с неизбежным.
— Я мигом, ты даже не успеешь сказать «черничный пирог».
— Черничный пирог.
— Ну… не так быстро, — разыграли мы сцену из небезызвестного «Криминального чтива», чтобы немного разрядить обстановку.
Учитель поджег маленький бледный светляк и, не оглядываясь, двинулся по тоннелю, унося с собой всю мою храбрость. Я видела, как затухает вдалеке свет, слышала, как затихают шаги, и начинала отчаянно струсить.
И тут случилось непонятное: маг возвращался назад чуть ли не бегом. Сердце замерло в тревоге. Неужели там новая опасность?
В бледном свете огонька, лицо мужчины выглядело взволнованным и каким-то решительным что ли… Может быть, виной тому были тени, которые ложились на кожу, причудливо меняя черты при каждом движении?
Райн приблизился, легонько толкнул меня назад, так что я оказалась прижатой к стене. Обхватил ладонями лицо, с нажимом медленно провел большим пальцем, сминая губы, внимательно следя за грубоватой лаской. Прозрачные глаза скользнули вверх по щеке, так осязаемо, что сразу целая куча бабочек в моем животе одновременно взмахнула своими крыльями, закручивая меня в тугой узел желания. Мой взгляд поймали в плен льда и произнесли шепотом:
— Я так больше не могу… Ты сводишь меня с ума.
В это мгновение погас светляк, погружая нас в чернильную темноту, а мои губы оказались в плену незнакомых, сухих, горячечных губ Райна. И все… на меня свалилось небо, жахнуло по голове, оглушило, заставляя утонуть в себе. Еще несколько ударов сердца назад, здесь была Ася, а потом пропала. Она стала жадными руками, сдирающими совершенно неуместную одежду (кто ее вообще придумал? Зачем? Когда без нее так жарко и тягуче). Она стала кожей, вздрагивающей от каждого прикосновения, переплавляющейся в жидкий металл. Стала жадными губами, царапающими кончиками ногтей, покусывающими зубами, ласкающим языком, каждой клеточкой истомившегося тела.
То, что происходило с нами, нельзя было назвать ни любовью, ни сексом, только сумасшествием, причем обоюдным. Нетерпение, страсть, жажда, одержимость, тоска — мы пили этот коктейль огромными глотками, не страшась захлебнуться, не задумываясь о последствиях, требовательно отбирая друг у друга каждую крупицу огня и тепла. Только там впервые поняла, что совершенно не важно: в какой позе это происходит, насколько ты грязный и ароматный, сколько камней тебе впиваются в спину, как устали твои ноги, обнимать эти бедра.
Меня убивали и тут же возрождали вновь каждым толчком, движением, ритмом этого рваного танца. Я была птицей Феникс, такой же горящей и неистребимо живой. Я летала.
Глава 13
Время, сразу после близости может необыкновенно сроднить двух людей, переживших только что маленькую жизнь; за короткое время, рассказавших свою бесконечную историю любви. В этот момент все окутано ароматом нежности, пронизано трогательностью, наполнено прозрачной хрустальностью. Каждый жест, звук, поворот головы, дыхание — кажется аутентичным и совершенно неповторимым.