Тайна моего дома (ч. 1, 2) (СИ)

Вчера заснула, как была, в полной экипировке, даже не помывшись, поэтому первым делом отправилась в душ, где продолжила себя жалеть. Отжалев от души и приведя себя в порядок, застыла в задумчивости перед зеркалом в ванной. Похудевшая, загоревшая под осенними лучами светил, со слегка выгоревшими прядями волос, в полурасстегнутой рубашке — я нравилась себе такая, повзрослевшая и женственная, я даже ему нравилась такая, точно знаю, но хватит ли этого для того, чтобы сравниться с изящной красотой вечной соперницы? Лучше об это не думать, отодвинуть далеко в тайный ящик сознания, словно и нет ее.

Скрипнула входная дверь, несколько секунд тишины, а потом тихий стук в ванную. Наверно пришли комнату убирать. Открыла, и вежливая улыбка, нацепленная для прислуги, медленно сползла с моего лица. Райн. Так близко, на расстоянии вытянутой руки, прислонившийся к косяку, оглядывающий меня от самой макушки до кончиков пальцев ног (блин, а брюки-то я одеть позабыла) особенным текучим взглядом, обещающим так много и в таких позах, которые я еще даже себе не представляю. Начала мучительно краснеть, чувствуя, как тело отвечает на этот волнительный призыв, миллионами пузырьков сумасшествия в крови. Сколько должно пройти лет, сколько раз мне нужно умереть, чтобы перестать это чувствовать, чтобы перестать быть камертоном его желания?

Так мы и стояли в тишине: он, ласкающий меня взглядом, и я, переминающаяся с ноги на ногу. Наконец, Райн прикрывает веки, смиряя своих демонов и давая мне шанс уйти, сделать шаг назад. Но хочу ли я этого?

— Вот принес тебе завтрак, — и легкая хрипотца в голосе выдает, его с головой. Как же невыносимо трудно быть спокойными, изображать равнодушие.

— Завтрак? — растерянно моргаю, переводя взгляд на поднос, стоящий на столе. — Спасибо. Сейчас, только оденусь.

Возвращаюсь, застаю Райна на излюбленном месте. Иногда мне хочется залезть в проем этого окна, чтобы он так же долго и неотрывно смотрел на меня, а не на чахлую растительность маленького дворика гостиницы.

— Ты уже поел? — как предательски дрожит мой голос. И твое и мое горло не хочет больше повиноваться, рассказывая за нас то, что мы так долго пытались утаить друг от друга.

— Да, прости, не дождался тебя. Но очень уж хотелось кушать, — поворот головы, тень улыбки, и темная прядь, упорно сползающая на лицо.

— Ничего страшного, — кушать в такой напряженной тишине очень трудно, жевать, проглатывать и вновь жевать…, но я справляюсь, хотя бы потому, что этот завтрак принес мой мужчина, потому что ему будет приятно.

— Я должен тебе кое-что сказать, — непонятным образом, эти несколько слов рождают в моей душе панику. Она поднимается девятибалльной волной, грозясь поглотить меня, мутная, пенная, пугающе прекрасная. Что сказать? Разве нужно что-то говорить сейчас? Достаточно просто подойти, дотронуться и все… Дзынь! Мое самообладание лопается, в ушах стоит протяжный звон. Подскакиваю и бросаюсь к двери, но не успеваю, меня опять хватают, опоясывают руки-обручи, прижимают, лишая воли, сил. Со стоном признаю свое полное поражение, откидываюсь назад, прижимаясь щекой к любимому плечу.

— Ты понимаешь, что я теперь никуда тебя не отпущу? — жаркий шепот, обдающий теплым дыханием, требовательный, властный, утверждающий в своем праве. — Никому не отдам. Ты моя, до самой последней клеточки, до самого последнего вздоха. Я раньше не представлял, что такое возможно — так растворяться в другом человеке. Это страшно, Ася, как же это страшно, быть настолько зависимым от тебя. Но я смирился с этой болезнью. Нет, не так… Я счастлив, что болею тобой, это так мучительно сладко…

Каждое слово пробегает дрожью по коже. Его руки не двигаются, продолжая крепко сжимать меня в объятиях, боясь отпустить желанную добычу. Правильно, не отпускай меня, а то я упаду, ноги совсем ватные, по ним гуляет хмельное вино под названием «Райн».

— Скажи мне что-нибудь… Наори на меня, ударь, пошли меня, наконец. Знаю, я это заслужил. Только не молчи!

Да, разве я могу что-то ответить, если мой мир сосредоточился сейчас на кончиках твоих губ, касающихся моего уха, на подушечках пальцев, обжигающих мою кожу через ткань рубашки, на твоей твердости прижимающейся ко мне сзади? Единственное, что мне сейчас доступно… поворачиваю голову и ловлю своими губами твои. Ты прав, это мучительно сладко, болеть тобой…

Твой поцелуй — это откровение, полет, погружение в водоворот трепетных ощущений. Сегодня ты робок и не смел, словно и не было ничего до… ни той пещеры, ни нашего безумства. Как в первый раз, как будто боясь спугнуть, ошибиться, сделать что-то не правильно. Словно на ощупь в темноте губами дотрагиваешься до моего сердца. Бесконечно нежно и трогательно.

Разворачиваешь меня к себе, беря лицо в плен ладоней, и долго ищешь что-то в глубине глаз. Что ты там хочешь рассмотреть? Все лежит на поверхности — люблю тебя, до звона в ушах, до щемящей радости, до ноющего сердца.