Ничего не хотелось делать. Едва плеснув воды в лицо, не приняв даже свой обычный душ, я сбросила одежду и упала на кровать.
И забылась мертвым сном, тяжелым, неосвежающим сном без сновидений.
Я рывком села на кровати. Голова кружилась, в ушах еще звучал голос Шерил, и глаза мои не улавливали реальные очертания предметов: серый мрак клубился вокруг меня, и в этом мраке мне все еще чудились безмолвные фигуры приснившихся мне людей.
Я принялась тереть глаза и хлопать себя по щекам, и спустя несколько мгновений мой номер прорисовался передо мной в своих нехитрых очертаниях: стол, стул, кресло, тумбочка с телевизором… И кровать, на которой сижу я. И, самое главное, он был пуст! Все это было не более чем сон.
Какое счастье!
Я спустила ноги на пол. Было действительно три часа. В номере стояла невыносимая жара. Я поплелась в ванную, приняла душ. Обмотавшись полотенцем, я уселась на стул и закурила сигарету. Вряд ли я сумею заснуть после подобных сновидений…
Мне снилась Шерил. Она сказала, что нужно иметь волю к жизни…
И вдруг я поняла: Шерил пришла в сознание!
Я надела халат – длинный шелковый халат чудесного брусничного цвета с золотисто-бежевыми отворотами – и, заперев свою комнату, направилась по коридору к номеру Джонатана.
Спит он? Отчего бы ему не спать в три часа ночи? Неудобно будить… Но – пусть я эгоистка, – но я знаю, что я больше не смогу уснуть. Мне необходимо с ним поговорить, рассказать ему свой сон, сказать про Шерил, услышать слова поддержки и увидеть его глаза… Глаза, в которых столько раз я чувствовала странную, глубокую нежность… Именно нежность, а не любовь и не страсть. Хотя нежность есть следствие любви, не так ли? Но если это и было проявлением любви, то и любовь его была странной, необычной. В ней не было
Именно этого желания у Джонатана не было. Или – я его не чувствовала. Как будто его любовь была самодостаточна, как будто он уже был вполне счастлив, любя меня…