Тайна моего двойника

Белые отштукатуренные стены; высокие узкие окна-бойницы, забранные решетками; тяжелая металлическая дверь. Помещение было большим, сухим и теплым, даже жарким, пожалуй.

Игорь приставил стул к стенке и забрался на него. В узкий прямоугольник окна был виден нетронутый снег. Пейзаж не узнавался.

Не имеет значения. Не много нужно ума, чтобы понять, что это подвал.

На старом диване, где Игорь провел ночь, лежало вытертое верблюжье одеяло веселого рыжего цвета. Круглый деревянный стол, когда-то лакированный, древесина в пятнах и белесых кругах от стаканов и чашек; два венецианских стула, тоже не первой молодости… Старая ненужная мебель, которая, вместо помойки, нашла себе приют в подвале…

Чего?

Дачи, конечно. И чистый, нетронутый снег — где такое найдешь в городе? Это подвал дачи…

Чьей?

Ему до сих пор не довелось посещать подвалы дач, на которых он бывал. А может, это подвал дачи, на которой он никогда и не бывал?…

Но сейчас не это важно. Важно лишь то, что он на даче.

Вместо Парижа.

* * *

Как же его вычислили? Когда?

С тех пор, как он отозвал в срочном порядке Сергея из Парижа, прошла неделя. Неделя, в которую он попытался создать видимость бурной деятельности, пытаясь, на самом деле, лихорадочно придумать, как отвести опасность, нависшую над Олей.

Кто-то за эту неделю догадался, что он темнит.

Кто?

Сережа. Кто же еще!

Он вернулся из Парижа удивленный своим отзывом, настороженный. Но Игорю он ничего не сказал, вопросов не задавал. Затаился.

Учуял, стало быть, что Игорь ведет двойную игру. Он вполне мог сообразить, он не глуп, Сергей…

И помчался стучать — выслуживаться… Это он тоже вполне мог.

А, может, с той стороны сами насторожились. И подъехали к Сергею с расспросами: что это, мол, у вас ничего не двигается в поисках? А уж Сережа рад стараться: все свои подозрения и сомнения разом выложил.

Как бы то ни было, Сережа его предал. Продал.

Что ж, поделом тебе, чистоплюй: не ты ли чувствовал с самого начала, что в мальчике этом что-то порченое? И не ты ли сказал себе: не мое дело? Не мне его воспитанием заниматься?

И вот оно, «не твое дело». Сидишь ты теперь на даче в подвале, за решетками и железными дверьми. И теперь всё — не твое дело, потому что ты уже ничего не можешь делать…

* * *

Хорошо, хоть он не связан. Сюда его везли с кляпом во рту, с мешком на голове, обвязанного с ног до головы веревками. Он себя сам чувствовал мешком.