Начался парад пасхальных шляп, и матери школы Святой Анджелы выступили в полном составе, разодетые в честь Пасхи и первого по-настоящему осеннего дня в этом году. Нарядные мягкие шарфики окутывали шеи, джинсы обтягивали стройные и не очень стройные ножки, ботиночки на шпильках цокали по игровой площадке. Лето выдалось влажным, и свежесть ветра и предвкушение четырех выходных, а также горы шоколада привели всех в хорошее настроение. На синих складных стульях, которые двойным кольцом окаймляли квадратный двор, сидели бодрые и жизнерадостные матери. Старших детей, не принимающих участия в параде пасхальных шляп, вывели наружу посмотреть. Они перевешивались через балконные перила, беспечно болтая расслабленными руками, с умудренным, терпеливым выражением на лицах, подразумевающим, что сами они, конечно, уже слишком взрослые для подобного рода забав, но эти малыши очаровательны!
Сесилия поискала взглядом Изабель на балконе шестиклассников и обнаружила ее между лучшими подругами, Мари и Лорой. Три девочки обнимали друг друга за плечи, тем самым обозначая, что их бурные трехсторонние отношения сейчас переживают подъем и никто не объединился вдвоем против третьей, а их взаимная любовь сильна и ничем не отравлена. Повезло, что в следующие четыре дня занятий в школе не будет. За подобными взлетами неизбежно следовали слезы, предательства и долгие утомительные рассказы о том, что она сказала, написала и вывесила в Интернет и что я сказала, написала и вывесила в Интернет.
Одна из матерей украдкой пустила по кругу корзинку с шариками бельгийского шоколада. Послышались стоны хмельного, чувственного наслаждения.
«Я жена убийцы, – думала Сесилия, пока бельгийский шоколад таял у нее во рту. – Я соучастница убийства, – размышляла она, договариваясь о том, чтобы привести детей в гости или забрать с занятий, назначая вечеринки с „Таппервером“, составляя расписания, утрясая подробности и приводя все в движение. – Я Сесилия Фицпатрик, и мой муж – убийца, но только посмотрите на меня – я болтаю, смеюсь и обнимаю своих детей. Вы бы ни за что не догадались».
Вот как с этим можно справиться. Вот как ты живешь с тайной. Ты просто это делаешь. Притворяешься, будто все в порядке, не обращая внимания на глубокую судорожную боль в животе. Ты каким-то образом приглушаешь собственные чувства, гасишь остроту восприятия хорошего и плохого. Вчера ее рвало в канаве и она рыдала в кладовой. Но сегодня она поднялась в шесть утра и приготовила две лазаньи, чтобы убрать их в морозилку до пасхального воскресенья, выгладила корзину одежды, отправила три электронных письма, выясняя насчет теннисной секции для Полли, и ответила еще на четырнадцать писем по поводу различных школьных дел, отослала в «Таппервер» заказ с давешней вечеринки, развесила сушиться выстиранное белье – и все это еще до того, как встали девочки и Джон Пол. Она снова поднялась на ноги и теперь умело кружила по скользкой поверхности своей жизни.
– Господи, дай мне сил! – выдохнул кто-то, когда во дворе появилась директор школы. – Что нацепила на себя эта женщина?
На Труди красовались длинные кроличьи уши и пушистый хвостик, приколотый пониже спины. Она напоминала пожилого плейбоевского зайчика.
Вот она подскакала к микрофону посреди двора, держа перед собой на весу поджатые руки, словно лапки. По рядам матерей прокатился добродушный смех. Дети на балконах разразились ликующими воплями.
– Дамочки и господинчики, девочки и мальчики! – Одно из кроличьих ушей упало Труди на лицо, и она небрежно смахнула его в сторону. – Добро пожаловать на парад пасхальных шляп Святой Анджелы!
– Я ее просто обожаю, – заметила Махалия, сидящая справа от Сесилии, – но все-таки очень трудно поверить, что она заправляет школой.
– Труди вовсе не заправляет школой, – возразила Лора Маркс с другой стороны от Махалии. – Школой заправляет Рейчел Кроули. Вместе с прелестной дамой слева от тебя.
Лора перегнулась через Махалию и поприветствовала Сесилию движением руки.
– Ну-ну, ты же знаешь, что это не так, – проказливо улыбнулась та.
Она казалась себе слабоумной пародией на себя же. Она же наверняка пересаливает? Что бы Сесилия ни делала, это производило впечатление дурной шутки, но, похоже, никто ничего не замечал.
Из новейшей аудиосистемы хлынула музыка. Деньги на оборудование дала прошлогодняя лотерея, устроенная Сесилией при выставке художественных работ и имевшая невероятный успех.
Вокруг журчала беседа.
– Кто подбирал музыку? Неплохо вышло.
– Точно. Мне даже танцевать захотелось.
– Да, но кто-нибудь тут прислушивается к тексту? Вы вообще в курсе, о чем эта песня?
– Лучше не знать.
– Моим детям в любом случае все это уже известно.