Тайна моего отражения

Шкаф не колыхнулся. Настороженный взгляд изучал нас, причем меня – с особой тщательностью. Мне подумалось, что мое имя ей о чем-то говорит. Но пришлось смирить свое нетерпение – сначала надо было расположить Наталью Семеновну к разговорам.

– А документы у вас есть?

Я протянула ей наши паспорта – вылетая из Москвы по английскому паспорту, я предусмотрительно захватила свой русский и теперь вложила его в руки недоверчивой и осторожной Колесниковой. Она заглянула в каждый паспорт, снова задержавшись с особенным вниманием на моем, и вернула мне.

– И что вам надо от меня? – спросила она не слишком приветливо.

– Мы к вам по очень важному делу.

– Какому?

– Наталья Семеновна, я не могу так сразу объяснить, это долго, это целая история… Может, вы позволите нам пройти?

– Мне нужно уходить.

Она уперла большие, полные руки по обе стороны от себя в дверную раму, словно давая понять, что пропускать нас в дом она не собирается. Не знаю, чего могут люди опасаться, живя на Брайтон-Бич, но она была крайне насторожена и готова к отпору.

Глядя на ее руки, я не к месту подумала, что они всю жизнь принимали младенцев, рождавшихся на свет… Наверное, им было уютно и надежно в этих сильных, больших руках.

– Поверьте, это очень важно!

– Откуда вы знаете мое имя?

– Мне Людмила Куркина, невестка Елены Петровны, о вас говорила.

– Куркина?.. Вы откуда, из Москвы?

– Вчера вечером только прилетели.

– А этот, – кивнула она на Джонатана, – Сандерс или как его, – тоже из Москвы?

– Вообще-то он англичанин, но мы были вместе в Москве…

– Он тебе кто?

Джонатан, похоже, забавлялся, слушая этот допрос – слова ему были непонятны, но то, что это допрос – понятно вполне.

– Он мне – друг.

– Друг? В каком смысле?

– В самом прямом: друг.

– А адрес мой как нашли? У ней нет моего адреса, у Людмилы!

– В справочной эмигрантской службы, – быстро сказал Джонатан, среагировав на слово «адрес». – Вы по-английски понимаете?

– Понимаю, когда нужно, – отрезала Колесникова.

То есть примерно одно слово из десяти, рассудила я. Поэтому перевела на всякий случай:

– В справочной эмигрантской…

– Я же сказала, что понимаю! – осекла меня Колесникова. – Это, значит, мой адрес так легко найти?

А черт его знает, легко или нет! Но не могу же я рассказывать ей про дядю Уильяма, который работает в английской разведке! К тому же она явно не слишком обрадовалась факту, что кто-то ее нашел.

Я в ответ просто пожала плечами, ничего не сказав.

– Куркина, говоришь… И зачем это я вам понадобилась?

– Наталья Семеновна, мы к вам пришли с самыми мирными намерениями, я вас уверяю… Если вы не хотите пустить нас в дом, то пойдемте куда-нибудь, где можно поговорить спокойно! Поедемте к нам в гостиницу или пойдемте в кафе, но только, прошу вас, не отказывайтесь выслушать нас!

Колесникова взглянула на часы. Я тоже. Было уже полпервого – пока я крутилась во все стороны на Брайтон-Бич, глазея на диковинную улицу и суя нос во все лавки, кафешки и лотки, балдея от всех этих названий по-русски вроде «Золотого ключика» или «Чародейки», прошло немало времени и приблизился обеденный час.

– Мы можем пригласить ее пообедать в хороший ресторан? – шепнула я Джонатану. В ответ он кивнул утвердительно.

И, словно угадав мои мысли или просто поняв мои слова, Колесникова сообщила:

– Я обедать собираюсь.

– Мы вас приглашаем! – заторопилась я. – В хороший ресторан!

Она ломаться не стала. «Ждите здесь», – бросила она нам и прикрыла дверь своей квартиры за собой. В мелькнувший просвет я увидела кусочек убогого интерьера и подумала, что не столько опасения, сколько неловкость за вид своего жилища вызвала отказ Колесниковой пустить нас к себе.

Пятнадцать минут спустя Колесникова появилась неожиданно нарядная, причем одетая не без вкуса. Из-под расстегнутой дубленки были видны темные, хорошо отглаженные брюки, шерстяной кардиган, шелковый шейный платок. От нее пахло «Клима» – любимыми духами советских женщин. Должно быть, привезла с собой, из старых запасов, когда ей, как и матери Кости, дарили духи и коробки конфет… Тут ей французские духи вряд ли по карману.

Вид у Натальи Семеновны был несколько торжественный. Выход в хороший ресторан – это было для нее событием. Если она и любила хорошие рестораны, то это тоже осталось в прошлом – здесь она, наверное, жила по тем самым загадочным талонам, объявление о которых я видела в магазинах.

Что ж, если наше приглашение оказалось ей по вкусу – тем лучше.

Джонатан любезно открыл перед ней дверцу сверкающего новизной компактного «Шевроле», взятого напрокат еще утром. Колесникова степенно села, и мы покатили в сторону небоскребов. «Заодно и Манхэттен увидишь», – сказал мне Джонатан.

Поставив машину на самой южной точке Манхэттена, там, откуда видна статуя Свободы, мы пошли пешком вверх по Бродвею. Первым приличным рестораном оказался итальянский. Метрдотель, с царственной посадкой головы и седеющей шевелюрой, проводил нас к столикам.