Много лет назад, когда теоретическая идея темповизора только зарождалась, я хотел посвятить ее развитию и процветанию Матери-Церкви. Через эту идею мне хотелось донести до каждого правду об истинной христианской вере. С годами приоритеты изменились. Мне стало понятно, что вера не имеет ни религии, ни национальности, ни страны проживания. Вера – внутренний стержень любого человека, направляющая его жизнь. У каждого она своя и каждый уверен, что она – самая лучшая и правильная. Нам нужно учиться не только жить каждому со своей верой, но и уважать веру других. Мое научное открытие должно служить сближению веры каждого человека, следовательно посвятить исследование только моей Церкви я не в силах. Мой темповизор принадлежит всему человечеству. Он призван служить жизни и миру на Земле. Не жду благодарности от всего человечества за заботу о нем. Если даже один человек положит цветок на мою могилу – этого будет достаточно для сына безвестных родителей …
Впрочем, дневник – не мелодрама, а серьезный документ. В следующей книге под номером два я опишу устройство регистров органа, морского секстанта и ленты Мёбиуса. Далее я изложу, каким образом, соединяя несоединимое, можно теоретически поляризовать вакуум и высвободить огромное количество энергии, нужной для путешествий во времени. Практическая часть исследований и опытов обязательно найдет место на страницах последующих дневников».
Глава
3 ОткровениеФРАНКФУРТ НА МАЙНЕ. ГЕРМАНИЯ.
На следующий после оглашения завещания день Глебов отправился к приятелям. С ними в прошлом он имел деловые контакты и терять пока не хотел. Он созвонился с ними из Санкт-Петербурга и, как обещал, привез важные новости вместе с заказанными мелочами. Теперь ему нужно было передать несколько сувениров для немецких коллег приятелей и обменяться свежей информацией. Из осторожности Глебов никому не стал говорить о неожиданно привалившем наследстве. Во-первых, решение о том, что же конкретно с ним делать, пока не принято. Во-вторых, он справедливо рассудил, что ему могут зло позавидовать: как же, наследство получили не прямые родственники, а приезжий иностранец, который к родственным корням семьи отношения не имеет. Рассуждения показались Саше правильными – он, скорее всего, и сам подумал бы так же в подобной ситуации. К тому же не следовало забывать, что родственники Андреа вполне могут подать в суд и оспорить его право на наследство.
Похвалив себя за разумную предусмотрительность, он пригласил коллег на чашечку чая с пирожными в одно из уютных кафе, где несколько раз бывал с Андреа. Правильное решение – днем пиво деловые мужчины не пьют, а на вечер у него были намечены важные дела. В тесном маленьком кругу Глебов с печалью в голосе рассказал, как прошли похороны – и печаль его была абсолютно искренней. Неожиданно для себя рассказчик несколько раз чихнул, как бы подтверждая, как сыро и неуютно проходила церемония на кладбище.
Ожидаемых вопросов не последовало. Коллеги покивали головами, съели пирожные, забрали сувениры и разъехались. Глебов же, наоборот, готовился к тяжелому окончанию недели. Помня совет нотариуса, он успел на вечер вызвать слесаря, чтобы тот поменял на входной двери унаследованного жилища замок. Недалеко от отеля, где Глебов остановился, находился большой магазин с товарами для дома. Там он рассчитывал найти надежный замок.
***
Добравшись до гостиницы, Глебов открыл дверь электронной карточкой, дошел до кресла и упал в него в самых противоречивых чувствах. События последних дней измотали его окончательно. Ему казалось, что время растянулось на долгие недели, хотя, с тех пор, как он прилетел во Франкфурт, прошло всего два дня. Он стал размышлять, от чего мог так устать. В Санкт-Петербурге, после получения письма с сообщением о смерти Андреа, он метнулся в знакомое бюро, чтобы сделать экспресс визу для Германии. Там же заказал ближайший самолет до Франкфурта. Билетов на прямые рейсы не оказалось, поэтому пришлось лететь с остановкой в Мюнхене, потеряв на этом несколько долгих нервных часов. С гостиницей проблем не возникло – в конце ноября сезон международных ярмарок пошел на спад и свободных мест предлагалось достаточно.
На похороны Глебов успел, но на кладбище чувствовал себя изгоем, которого специально поставили в окружение незнакомых неприветливых людей, уничтожающих чужака разного рода недобрыми взглядами – от любопытно-вопросительных до откровенно-неприязненных. Общаться с ним никто не захотел, да и о чем было разговаривать абсолютно посторонним людям?
Пришлось Глебову задержаться на кладбище, чтобы одному, без помех, попрощаться с усопшей, мысленно вспомнить все, что было между ними, поблагодарить за все хорошее, что она для него сделала. С кладбища он уходил несчастный и подавленный.