Тайна "Найтингейла"

И совсем не удивился, услышав, что она плачет. Она даже не пыталась каким-то образом удержаться от рыданий, но это не мешало им продвигаться вперед. Возможно, для Мораг плакать было так же естественно, как ходить. Он не старался утешить ее, только сильнее сжал ей плечо. Она же восприняла это как просьбу держать его крепче и еще сильнее обхватила его за талию, совсем прижавшись к нему и направляя его шаги. Вот такой нелепой парой и шли они в тени деревьев.

VII

Свет в демонстрационной комнате был очень ярким, чересчур ярким. Свет проникал даже сквозь слипшиеся ресницы, и Далглиш беспокойно вертел головой из стороны в сторону, чтобы спастись от этого болезненного луча. Но вот прохладные руки обхватили его голову, не давая повернуться. Руки Мэри Тейлор. Он услышал, что она обращается к нему, говорит, что Кортни-Бриггз в больнице. Она послала за Кортни-Бриггзом. Потом те же самые руки с привычной сноровкой снимали с него галстук, расстегивали рубашку, снимали пиджак.

— Что случилось?

Это голос Кортни-Бриггза, резкий и энергичный. Значит, хирург уже пришел. А что он делает в больнице? Очередная срочная операция? Что-то больные Кортни-Бриггза подозрительно склонны к рецидивам. А какое у него алиби на последние полчаса?

— Кто-то устроил мне засаду, — сказал Далглиш. — Мне надо проверить, кто сейчас находится в Доме Найтингейла.

Он ощутил на своей руке цепкую хватку. Это Кортни-Бриггз удерживал его в кресле. Два серых пятна покачивались над его головой. И снова ее голос.

— Не сейчас. Вы едва держитесь на ногах. Кто-нибудь из нас пойдет проверит.

— Идите сейчас же.

— Подождите минутку. Мы заперли все двери. Если кто-то вернется, мы это узнаем. Положитесь на нас. Расслабьтесь.

До чего же просто. Положитесь на нас. Расслабьтесь. Он сжал металлические подлокотники кресла, стараясь не потерять ощущение реальности.

— Я хочу проверить сам.

Глаза по-прежнему застилала кровь, и, полуослепший, он скорее почувствовал, чем увидел, как они с беспокойством посмотрели друг на друга. Он понимал, что похож на капризного ребенка, чья настойчивость разбивается о суровую невозмутимость взрослых. Вне себя от отчаяния, он попытался встать с кресла. Но пол противно накренился и поднялся ему навстречу, а перед глазами поплыли круги. Все без толку. Он не мог стоять.

— Глаза, — произнес он.

В ответ — раздражающе рассудительный голос Кортни-Бриггза:

— Подождите. Сначала я должен осмотреть голову.

— Но я хочу видеть!

Слепота бесила его. Может, они делали это нарочно? Он поднял руку и стал разлеплять слипшиеся ресницы. Ему было слышно, как они переговариваются вполголоса на непонятном языке своего профессионального братства, в которое ему, пациенту, вход заказан. До него дошли новые звуки: шипение стерилизатора, звякание инструментов, металлический скрежет закрывающейся крышки. Эфирный запах стал резче. Теперь она промывала ему глаза. Восхитительно прохладным тампоном протерла каждое веко, и он раскрыл их, моргая, чтобы лучше видеть ее ослепительный халат и длинную косу, спадавшую на левое плечо.

— Я должен знать, кто находится в Доме Найтингейла, — сказал он, обращаясь только к ней. — Не могли бы вы проверить это сейчас же?

Не говоря больше ни слова и даже не взглянув на Кортни-Бриггза, она вышла из комнаты. Как только дверь закрылась, Далглиш повернулся к хирургу.

— Вы не сказали мне, что ваш брат был когда-то помолвлен с Джозефин Фаллон.

— А вы не спрашивали.

Голос хирурга был нетороплив и безразличен: так отвечает человек, чьи мысли целиком заняты работой. Щелкнули ножницы, холодная сталь коснулась черепа. Хирург состригал Далглишу волосы вокруг раны.

— Вы наверняка знали, что меня это заинтересует.

— Ах, заинтересует! Заинтересовало бы, можно не сомневаться. У таких, как вы, просто безграничные способности интересоваться чужими делами. Но я ограничился тем, что удовлетворил ваше любопытство лишь настолько, насколько это касалось смерти несчастных девочек. Вы не можете пожаловаться, что я утаил от вас что-нибудь важное. В данном случае смерть Питера не важна — просто личная трагедия.

Не столько личная трагедия, сколько публичная неловкость, подумал Далглиш. Питер Кортни нарушил первейший жизненный принцип своего брата — успех превыше всего.

— Он повесился, — сказал Далглиш.

— Вы правы, он повесился. Не самый достойный и не самый приятный способ уйти из жизни, но у бедняги не было моих возможностей. Когда мне поставят окончательный диагноз, я позабочусь, чтобы в моем распоряжении были более подходящие средства, нежели веревка.