Тайна Нереиды

«Сенат запретил устраивать на арене смертельные поединки, поскольку они нарушают Декларацию прав человека. В заключительный день игр в Антиохии гладиатор Клодия Галл, выиграв поединок, объявила, что заклеймила желание. Пусть боги не исполняют желания – люди сами должны все исполнить. Император Руфин должен прийти на помощь Элию в осажденном Нисибисе. Зрители, будто только теперь вспомнившие про осаду Нисибиса, принялись выкрикивать: «Элий! Элий!» Когда император покинул амфитеатр, толпа следовала за ним до дворца, выкрикивая имя Цезаря. Префект Антиохии Гай Гомер ничего не предпринял, чтобы прекратить беспорядки. Он заявил, что люди таким образом выражают возмущение по поводу действий императора.

Префект претория Скавр отказался отвечать на вопросы репортеров».

«Акта диурна», 6 день до Ид июня [102]

.

I

Уже несколько дней монголы не атаковали. Несмотря на то, что лагерь их бурлил как муравейник, они, казалось, не обращали внимания на осажденный город. И это их равнодушие тревожило больше, чем прежняя ярость, с которой они кидались на стены. Они опять нагнали пленных, опять были заняты какими-то приготовлениями, пока что совершенно непонятными для осажденных. Похоже, что они задумали подкопы: борозды взрытой земли пересекали равнину из конца в конец. Странно было лишь то, что траншеи эти не вели к крепости.

Рутилий обошел в который раз часовых. Заглянул в мастерские. Там никого не было. Взрывчатка кончилась – даже самодельные гранаты делать не из чего. Вернулся в крепость. Посмотрел на толпящихся возле кашевара солдат и нахмурился. Кто знает, может, сегодня его ребята набивают животы в последний раз. Нехорошее предчувствие мучило его с вечера.

Рутилий вернулся на стену и вновь стал наблюдать за лагерем монголов в бинокль. И чем больше наблюдал, тем больше хмурился. Он понял, что задумали кочевники.

– Будь они прокляты, – прошептал трибун.

– Что-нибудь не так? – спросил Элий, подходя.

– Все не так, – огрызнулся Рутилий. – Знаешь, что задумали эти твари?

Элий отрицательно покачал головой.

– Они расположили пушки напротив южной стены. Все пушки только здесь.

Элий пожал плечами, не понимая:

– Их пушки не пробьют стены.

– Они будут бить в одно место с утра до вечера. А мы не сможем им помешать: снарядов больше нет.

– Пусть стреляют. Какой толк? Мы тут же восстановим кладку или засыплем щебнем бреши и заложим мешками с песком.

– Ничего не выйдет, – Рутилий повел рукой в сторону блестевшей на солнце голубым стеклом реки Джаг-джаг. Элий поднес к глазам бинокль. Не было никакого сомнения – согнанные варварами пленники строили дамбы. – Как только в стене появятся бреши, монголы натравят реку на город. Вода довершит то, что начали пушки, полуразрушенные стены не выдержат давления воды.

– И все же у меня такое чувство, что они не торопятся, – отвечал Элий после долгой паузы. – Они ждут какого-то знака извне…

– О чем ты?

– Мне кажется… да нет, я уверен: они ждут, чтобы римские легионы выступили из Антиохии и двинулись нам на помощь.

– Зачем? Это же глупо…

Элий не успел ответить. Пущенная одиноким всадником стрела ударила его в шею. Элий инстинктивно попытался обломать древко. Рутилий схватил его за руку и удержал.

– Санитары! – взревел трибун. – Скорее!

Одной рукой он держал Элия, другой зажимал рану на шее. Стоявший рядом с ними Камилл кубарем скатился с лестницы, зовя на помощь.

«Неужели»? – только и подумал Рутилий, сдавливая шею раненого так, что Элий начал хрипеть.

Вместо санитаров к ним мчался Кассий Лентул.

– Цезарь ранен. Немедленно носилки. – Рутилий оскалился, как будто намеривался укусить хирурга.

– Он же говорили, что бессмертен, – прошептал Кассий растерянно.

– Но не говорил, что неуязвим, – прорычал трибун.

II

Преторианцы и ополченцы видели, как носилки осторожно спускают со стены. Шея Цезаря была обмотана окровавленными бинтами, из которых вбок торчала стрела. Кассий бежал рядом с санитарами, держа в руках пакет с физраствором. Неофрон глянул на своего ученика и понял, что не всему научил этого позера. Вернее, ничему не научил.

Рутилий шел следом, не отрывая мрачного взгляда от посеревшего лица Цезаря. Руки трибуна были в крови.

Роксана метнулась к носилкам, но трибун ее отстранил.

– Это серьезно? – Лицо ее плаксиво сморщилось.