– Ну уж нет! – качая головой, проговорил Владимир. – Больше молчать я не намерен. Грязная тварь! Да чтоб ноги твоей с завтрашнего дня в моем доме не было! Ты отправишься на улицу или в лачугу к своим родителям! Уборщицей пойдешь работать, так как на большее тебе все равно ума не хватит! Вот тогда узнаешь, как достаются деньги!
Он шагнул к Регине, видимо, с намерением ударить ее, и уже занес назад руку, как тут выступила я, искренне желая предотвратить скандал.
– Владимир, ради бога, успокойтесь, – проговорила я. – Аркадий Дмитриевич прав, ни к чему эти выкрики. Только себя распалите. Давайте лучше пройдем к вам в комнату и поговорим. Вам сейчас лучше не разговаривать с женой и действительно постараться остыть.
Несмотря на то что Бережнов совсем не хотел прерывать разборки с женой, но воздействие на него с двух сторон – моей и Городецкого – возымело свои результаты. Бережнов позволил Городецкому буквально влить в него полную рюмку коньяка, после чего как-то сразу размяк и покорно пошел к своей комнате по коридору. Городецкий на всякий случай шел рядом.
Оказавшись в комнате, которая скорее была похожа на рабочий кабинет, Бережнов первым делом достал бутылку водки.
– Будешь? – хмуро кинул он взгляд на Городецкого.
– Я вообще-то на машине, – начал было тот, но, видя выражение лица Владимира, махнул рукой: – Черт с ним, давай! И ты наплюй на все, Вова!
– Как, как можно наплевать на такое? – снова перешел на крик Бережнов, и я успокаивающе подняла руки. – Когда твоя жена спит с твоим братом, когда он переходит к ней на содержание, использует для того, чтобы тянуть из нее мои деньги! Какая же все это мерзость!
– Жизнь полна мерзости, – спокойно заметил Городецкий. – Не стоит воспринимать это трагически, лучше посмотреть на ситуацию философски – спокойнее будет. Я давно уже лишен иллюзий и не жду от людей ничего хорошего...
– Тебе можно позавидовать, – бросил Бережнов и снова наполнил рюмки.
– Владимир, – решила вмешаться я. – Понимаю, что явилась невольной виновницей вашего... состояния. И прошу вас простить меня. Но я делала это только для того, чтобы выяснить то, о чем вы сами меня просили. Потому и следила за вашей женой.
– Понимаю, – вздохнул Бережнов. – Да какое это теперь имеет значение? Мне уже глубоко плевать, кто грохнул этого скота!
– Значит, вы отказываетесь от расследования? – уточнила я.
Городецкий метнул на Бережнова быстрый взгляд. Тот ничего не ответил и только бессильно уронил голову на руки.
– Вова, завтра все будет восприниматься уже не столь остро, – произнес он. – Подумай, все же стоит узнать, кто убил Артема и спер деньги...
– Владимир, если вы сейчас скажете, что больше не нуждаетесь в моих услугах, немедленно уйду и не стану вас беспокоить, – мягко проговорила я. – Но если вы все-таки попытаетесь руководствоваться разумом, попросила бы вас рассказать мне поподробнее о том, что за человек был ваш брат и что у вас были за отношения в последнее время. Я, наверное, сделала ошибку, не занявшись этим сразу.
Бережнов молчал. Потом поднял на Городецкого воспаленные глаза и сказал просто:
– Давай выпьем.
Аркадий молча кивнул и разлил водку по рюмкам. Он вопросительно посмотрел на меня, но я отрицательно покачала головой.
– Вова, закурю? – спросил Аркадий.
– А, делайте что хотите! – махнул рукой Бережнов.
Не говоря ни слова и не чокаясь, они с Городецким опустошили свои рюмки. Бережнов с размаху опустил ее на стол и, посмотрев на меня долгим, мрачным взглядом, сказал:
– Я могу рассказать. Всю подноготную. Только сразу вас предупреждаю – не думайте, что под воздействием эмоций буду сейчас поливать брата грязью. Нет, буду говорить объективно. Присутствие Аркадия, кстати, позволит это доказать.
– Хорошо, слушаю, – кивнула я, и Бережнов начал:
– Артем всегда был бездельником. Просто патологическим. К сожалению, я понял это слишком поздно. Поначалу его жалел – мальчик рано остался без родителей. Мы с Региной позволяли ему практически все, она вечно возилась с ним как с собственным сыном... – лицо его болезненно перекосилось. – Если б я знал, чем это кончится!
Он плеснул себе в рюмку еще водки, выпил залпом, не закусывая, и поднял руки: