Тайна одной башни (сборник)

Вот и сегодня договорился Ленька со своим закадычным другом, концевым Петруськом, поехать на рыбалку. Еще с вечера накопали они за дровяником червей, приготовили удочки. Утром Ленька проснулся чуть свет, наскоро оделся и уже хотел было шмыгнуть за дверь, да мать задержала, велела выпить стакан молока. Пока он, стоя, перекусывал, мать завернула в бумагу добрый ломоть хлеба с салом и сунула ему в карман.

Захватив в сенях удочки, весла, ведерко для рыбы, банку с червями, Ленька вышел на крыльцо. Солнце еще не взошло, вокруг царил предутренний полумрак.

Ленька подошел к воротам, беспокойно выглянул на улицу: только бы Петрусь не проспал… Но тот не проспал. Едва Ленька отворил калитку в огород, как услыхал на улице быстрый топот босых ног.

— А, чтоб его!.. — догоняя друга, крикнул Петрусь. — В голове гудит, как жернова на мельнице.

— А что такое?

— Проспать боялся, так будильник под самое ухо подсунул. А он как забарабанит!.. Оглушил, проклятый!

— Ничего, жив будешь! — бросил на ходу Ленька, спускаясь по тропинке между грядками вниз.

— Тебе хорошо говорить, а меня так подбросило — под самый потолок! Вон какой гуз набил… — потер Петрусь лоб, будто и впрямь там была шишка.

В деревне Петрусь больше был известен под кличкой Цыганок. Спросите вы просто Петруся, так придется еще долго уточнять, какого именно, — на том конце деревни, где он жил, Петрусей было добрых полдесятка. А Цыганка знали все, и никаких дополнительных объяснений не требовалось.

Кличкой этой Петрусь обзавелся еще в первом классе. Окрестил его кто-то, прямо в точку попал: у него были черные как смоль, кудрявые волосы, смуглое лицо, только белки синих глаз да зубы поблескивали. Ростом невысокий, щуплый, худощавый, но живой и верткий, как вьюн. Сойдутся ребята на выгоне бороться, так он и старшим не больно-то поддается. Уже, кажется, согнулся в три погибели, вот-вот упадет, а он — раз! — крутнется как-то, вывернется и уже, глядишь, сопит сверху над своим поваленным противником.

И еще одним известен был Петрусь на своем конце деревни — здорово умел ездить на мотоцикле. Обучил его этой премудрости старший брат, тракторист Владик, у которого был собственный мотоцикл. Что и говорить, водительское искусство Петруся вызывало черную зависть у мальчишек. Хотя мотоциклы теперь не диковинка на селе — можно их и в Крышичах немало насчитать, — но ездить на них — это оставалось привилегией взрослых, и не у каждого был такой хороший брат, как у Цыганка.

Некоторые диву давались, как могли подружиться такие разные по натуре ребята, как Ленька и Петрусь: один скуповатый на слово, другой, наоборот, остряк и говорун, один спокойный и рассудительный, другой готов вспыхнуть в любую минуту. Но где сказано, что дружат только схожие по характеру люди? Может, эта несхожесть как раз и способствовала их дружбе: они словно дополняли друг друга и, будучи вместе, никогда не скучали. А кроме всего прочего, сближало ребят общее увлечение: Цыганок, как и Ленька, жить не мог без рыбалки. Было у них и на реке, и на Старице немало заветных местечек, где летом ребята целыми днями пропадали с удочками.

Сегодня у них было договорено съездить на Старицу. Там, в одном заливчике, возле лозняка, неплохо брались окуни. Прошлый раз Ленька натаскал десятка три, и, нужно сказать, порядочных. Да и Петрусь не отстал от него. А ловить окуней интересно: уж больно жадно клюет окунь. Не церемонится, не скубет понемногу червяка, как плотичка или, скажем, лещ, а хватает сразу — и потащил поплавок ко дну. Ну, тут уже не мешкай, скорее подсекай да выбрасывай на берег, пока он не забился куда-нибудь в корч или под колоду, а то ни рыбы не увидишь, ни крючка…

Спустившись к реке, ребята отомкнули привязанную к явору лодку. На весла сел Ленька — был он покрепче Петруся да, честно говоря, и любил такую разминочку после сна, она заменяла ему утреннюю зарядку. Окунет весла в воду, откинется назад — р-раз! — вода так и пенится, как под корабельным винтом. Потом пронесет весла над водой, сам весь подастся вперед и снова — р-раз!

По течению «Стрела» шла довольно быстро, и вскоре деревня скрылась с глаз, заслоненная приречными садами. Вот они подплыли к устью Старицы. Это был всего-навсего узенький проток. С обеих сторон над водой свисали вербы, густо росла лоза. Летом, в самую жаркую пору, проток почти пересыхал, и Старицу соединял с Припятью лишь небольшой ручеек, по которому с трудом проходила лодка. Коридор этот тянулся метров на сто, потом зелень расступалась, и Старица представала глазам во всей своей красоте — широкая, глубокая, как настоящая река.

Ленька только было притормозил, чтоб направить лодку в зеленый коридор протока, как вдруг послышался глухой, но раскатистый взрыв — будто далекий удар грома всколыхнул воздух. Оба даже вздрогнули от неожиданности. Взрыв донесся откуда-то со стороны Мозыря.

— Ого! — проговорил Петрусь. — Снова речники перекаты рвут.

— Так говорили же, что они уехали, где-то чуть ли не у Конотопа стоят, — высказал сомнение Ленька.

— Выходит, что еще не уехали…