Тайна опаловой шкатулки

Дамиан, совершенно измученный, заснул моментально. И приснилось ему столько всякого, что хватило бы еще на одну книжку. Но поскольку его сновидения не имеют прямого отношения к этой правдивой истории, не будем терять на них время. Стоит, однако, упомянуть, что примерно в половине шестого утра бабушка с дедом, в его сне, накрывали стол к завтраку — что они действительно делали каждое утро в это самое время. Внук, лежа в постели, слушал, как они ходят туда-сюда, тихонько переговариваясь, и пытался еще раз уснуть, пока не взошло солнце — что должно было произойти примерно в шесть часов десять минут двенадцать секунд. (Примерно, потому что солнце никогда не восходит в одно и то же время.) Тогда он встанет, умоется и пойдет мести двор, а навстречу ему будет двигаться со своей метлой закадычный друг Педро.

«А-а, проснулся наконец!» — как всегда, скажет Дамиан.

«Вроде проснулся...» — зевая, ответит Педро-Крокодил.

В эти утренние часы, когда воздух пропитан свежестью и на душе легко, друзья могут поссориться разве что из-за Роджера-Кактуса, потому что, встряхнувшись ото сна и почистив перышки, попугай вместо нормального «с добрым утром!», орет: «Дамиан-Велосипед потерял один штиблет!»

Так было всегда, сколько Дамиан себя помнил. Вот почему ему показалось, что все происходит на самом деле, а не во сне и ничего особенного за последние два дня не случилось. С этим ощущением он и проснулся. В ушах у него звучал дурацкий стишок:

— Дамиан-Велосипед потерял один штиблет!

Дамиан открыл один глаз. Потом второй. Пошарил рукой под кроватью, где должны были стоять его шлепанцы. «Сейчас как запущу в этого... — И в ужасе вскочил: — Что такое? Где я?..»

Тигр тоже проснулся.

— Что это? — шепотом спросил он Дамиана.

— Дамиан-Велосипед потерял один штиблет! — торжествующе повторил Роджер-Кактус.

— Дедушкин попугай! — вскрикнул Дамиан. — Этого только не хватало!

Это был не сон. Беглый Роджер сидел в проеме окна и преспокойно чистил перья. В первый момент, услыхав ненавистную фразу, Дамиан пришел в ярость. Мало этому идиоту, что он дома сделал Дамиана посмешищем, он и здесь собирается донимать его и позорить перед новыми друзьями! Но досадовал он недолго, так как сообразил, что полоумный Рождер, в конце концов, был единственным лучиком света, пробившимся из родного дома сквозь мрак этой мерзкой тюрьмы. Видимо, похожие мысли копошились и в маленькой птичьей голове, потому что первым побуждением Кактуса при звуке Дамианова голоса было немедленно удрать, но он тут же передумал и с веселым писком влетел на чердак.

— Педро-Крокодил, Педро! — верещал он, летая кругами над головой у ребят.

Подлизывается, что ли? Наверно, хочет сказать: «Педро-Крокодил — тупица, ножки тонкие, как спицы». Правда, эту дразнилку он так и не выучил — может, слишком хорошо относился к Педро, а может, Дамиану не хватило терпения обучить этого склеротика. Теперь Кактус изо всех сил пытался припомнить стишок и при этом метался по чердаку как ненормальный, треща крыльями, кувыркаясь и танцуя в воздухе, к восторгу проснувшихся детей. Наконец он выдохся и слетел на руку к Дамиану.

— Глупышка, бедненький, — растроганно шептал тот, поглаживая зеленую головку и целуя попугая в клюв.

— А я-то подумал, что Дра-Дра прилетела, — сказал Перикл.

— Это Роджер-Кактус, — представил попугая Дамиан, — дедушкин попугай.

— А где ты потерял штиблет? — поинтересовался Кроха.

— Как же он сюда попал? — спросил Смугляш. — Может, письмо принес?

— Письмо?! — вскрикнул Дамиан. — Ну конечно же письмо!

Но никакого письма не было. Тут Дамиану пришла в голову счастливая мысль:

— Письма он не принес. Зато может отнести письмо.

Дамиан взял карандаш — обыкновенный, Колибри одолжила — и стал писать. Он царапал карандашом по бумаге, а Кроха заглядывал через плечо и читал:

— «Дорогие дедушка и бабушка!

Я в плену в Черном замке Лжебарона Мутной Воды. Отсюда никто еще не смог убежать, кроме Комарика. Нас сторожит надзиратель Барнабас-Невежа, очень противный. Вот я и пишу вам письмо. У меня все хорошо, я здоров. Простите меня, пожалуйста, за то, что я удрал из дому без разрешения...»

— А с разрешения и не удирают, — заметил Тигр, но Дамиану не хотелось посылать письмо с помарками, и он продолжал писать, а Кроха читать осипшим от вчерашнего тявканья голосом: