Тайна острова Матуа

В это время к трапу большого противолодочного корабля «Патрокл» выкатилась первая машина. Остро запахло выхлопными газами. На берег сбегали моряки и спешно выстраивались на пирсе. Потрескивала корабельная лебедка, спускавшая на тросах сетку для подъема груза. Корабли стояли «лагом», практически борт к борту.

— Значит, Брайтинга собирают! — проговорил загадочно командир.

— Собирают, да еще как! Все тыловое начальство у трапа, того и гляди сами начнут таскать мешки с продуктами, — пошутил пухлый старпом.

С невысокой палубы корвета-сторожевика хорошо просматривались разгоряченные лица береговых офицеров, одетых в новенькие добротные куртки, «эмчеэски». Им было непривычно стоять на открытом месте, где пронизывал поролоновую ткань острый океанский ветер. То и дело похлопывали руками по бедрам и слегка приседали, пытаясь согреться.

— Отказались от альпаков[7], теперь мерзнут, — без злобы ругнулся Чугунов.

Куринов втянул в легкие порцию горьковатого сырого воздуха. Солнечные лучи медленно растворялись, и прямо на глазах огромное дымовое облако закрыло остатки жидкого солнца.

— Если солнце село в тучу, утром жди большую бучу, — отшутился он.

Между тем колонна автотранспорта коричневым змеевидным хвостом вползала сквозь узкие ворота КПП на причал. Последняя машина отделилась и направилась к их кораблю, как раз на место отъезжающей.

Из кабины выскочил молодой парень в гражданке.

— Уголь привез! — радостно прокричал он офицерам, стоящим на палубе корвета.

— Какой еще уголь? — ежась от колючего октябрьского ветра, грозно пробасил в ответ старпом.

— Самый настоящий, каменный!

— Они думают, у нас вместо турбины стоит кочегарка? — повернулся к командиру Чугунов.

— Откуда им знать, — угрюмо пробубнил Куринов, — аутсорсинг[8] у них. Складская логистика. Пойдем, старпом, выход в море еще через два дня, — махнул он рукой и направился по скользкому шкафуту в носовую часть корабля, к приоткрытой бронированной двери. — Непорядок, старпом! — не удержался от очередного замечания командир. — Двери на корабле должны быть всегда закрыты! К тому же опять резина не белена! Позабыли команду флотских приборок: «Медь драить, резину белить»?

Тяжелая дверь глухо закрылась и в завершение застонала под стальной блокировкой, которую со злостью закрыл Чугунов. Он считал себя опытнее командира, потому на замечания реагировал болезненно. Уже год перехаживал в звании и по возрасту был старше. Бригадное начальство хвалило лучшего на флоте старпома, но самостоятельной должности не предлагало. Была за ним одна отрицательная черта, несвойственная командиру корабля, — боязнь швартовки. Когда доверялось такое действо, изводил себя и всю вахтенную смену. Нервничал от превеликого желания стать лучше Куринова, но не мог. Вместо того чтобы унять свою зависть, Чугунов, наоборот, злился и разбивал о переборку ходового мостика не один десяток «матюгальников». Связист, стоящий рядом со связкой пластмассовых головок для переговорного устройства, оперативно менял разбитый. Моряки за глаза обзывали неуравновешенного старпома Ящуром.

Командир и старпом остались один на один в командирской каюте. Куринов расписался в нарядах о получении провизии.

— Кажется, к переходу домой все готово? Как, старпом?

Чугунов согласно пожал обтекаемыми плечами и предложил:

— Моряков можно и в увольнение отпустить, а офицерам готовить бумаги для сдачи боевой готовности номер три. В Петропавловске разбегутся по домам. Штаб бригады только нас и ждет. Они думают, мы на заводе три месяца отдыхали! По ресторанам по Владику гуляли да должности в штабе флота выколачивали. Навалятся со всей пролетарской ненавистью, накопают замечаний. Не сдадим флагманам курсовую задачу — премиальные урежут.

— Да ладно, пусть сходят на берег до утра. Вечно у нас офицер во все дырки затычка. Боевые документы? Они и без напоминаний знают, что и когда нужно готовить, — успокаивал командир своего боевого помощника.

В дверь каюты осторожно постучали. Куринов вопросительно посмотрел на старпома.

— «Бычок»[9] наш, Баранов, в увольнение рвется, — ответил Чугунов, еще окончательно не справившись с раздражением, — холостяк, однако!

В узком темном проеме косяка командирской каюты показалась высокая фигура командира ракетно-артиллерийской боевой части.

— Не стойте в дверях, проходите, — пригласил Куринов.

Статный офицер в узкой форменной курточке, из-под которой виднелись рельефные мускулы, осторожно присел на узкий диванчик. Каюта наполнилась резким запахом хорошего одеколона.

— На сход? — лукаво обратился к посетителю старпом.

— Именно! — весело ответил капитан-лейтенант. — Товарищ командир, слышал, у вас жена болеет. Может, чем-то помочь? — неожиданно спросил Баранов.

Куринов внимательно посмотрел на офицера, затем на женский портрет, стоящий в картонной рамочке на краешке стола, и тяжело вздохнул: