Когда Уля начала рубить лёд, делать ловушку, она уже точно знала, что медведь идёт сюда, к ней, к этой тропе. Далёкие колокольчики голосов четвероногих друзей становились всё явственнее, слышней. Через некоторое время она уже различала грубый баритон Чингара, настойчивое нашествие Кухты. А третьего голоса, голоса Весты, девушка не слышала, как бы ни вслушивалась в приближающуюся азартную погоню. Но тогда это было не важно. Главное то, что все двигались к ней, к берегу озера. С каждой минутой всё ближе и ближе. Уля уже поняла, что подгоняемый собаками зверь бежит к озеру, на мысок, к своей тропе. А она ещё замаскировывала последние следы своих действий. Это понимала и Хорма. Опытная в охотничьих похождениях оленуха взволнованно стригла ушами, нервно перебирала ногами, коротко, встревоженно хоркала: «Торопись, хозяйка, он идёт!»
А собачий лай всё ближе. В азартные голоса добавляются утробные рычания медведя: зверь зол как никогда. Ещё несколько минут — и смертоносная погоня приблизится к берегу.
Наконец-то всё. Завален снегом последний отпечаток ноги, кожаного ичига. Жалко, что не обработан, не залит водой, остался запах. Но вся надежда на то, что медведю будет некогда принюхиваться к посторонним запахам: с боков наседают собаки. Уля последний раз посмотрела на ловушку, есть некоторые недоделки. Вон там наложенный отпечаток медвежьей ноги стоит ребром. А рядом, наоборот, завалился ко льду. Но не время переделывать, пора уезжать. Куда? Да конечно же на противоположный берег, под Кучум. Возвращаться назад — столкнуться с медведем нос к носу. А за спиной у девушки малокалиберная винтовка да топор. Оружие слишком неподходящее для поединка с разъярённым хищником. Только дёрнула уздечку, Хорма быстро понесла хозяйку в нужном направлении. Вот и прибрежные скалы, переплетения рододендронов, густой кедрач. Направила оленуху вправо, прочь с медвежьей тропы, к кедровой колке, спряталась в зарослях. В случае, если зверь обойдёт ловушку, будет время незаметно обогнуть озеро, уехать к лагерю вдоль берега. Мелькнула мысль: «А как же собаки?» Успокоилась, вспомнив, что следом едут Загбой и Сергей.
Остановилась в густых кустах, спрыгнула на снег, стала наблюдать. Хорма тяжело дышит боками. Волнуется, боится зверя. Готова бежать в случае опасности. А погоня рядом, где-то на мыске, перед самым озером. Даже здесь отлично слышно, как звонко ломаются сучки под напором медведя, хрустят, трещат кустарники под могучими лапами громилы, доносится его сиплое дыхание и звонкий лай собак. Ещё несколько секунд — и все вывалились на открытое место, на чистый берег. Медведь огромен, как мамонт Сэли из сказок дедушки Загбоя. Даже с этого берега, на таком расстоянии, он впечатляет своими размерами: грозен, страшен, как злой Эскери. А может, это и есть сам перевоплотившийся дух гор? От подобной мысли Уле стало не по себе. По поверью, духов нельзя убить, потому что они вечны. Они не горят в огне, не тонут в воде, их не берёт пуля охотника. Если это так, то ловушку девушки он преодолеет без каких-то препятствий. И тогда пойдёт сюда, на этот берег. Успеет ли Уля вскочить на оленуху и вовремя уехать? Какой-то внутренний голос подсказывает ей, что это надо сделать сейчас, пока не поздно. И только врождённое чувство любопытства удерживает на месте.
По сравнению со зверем собаки кажутся новорождёнными соболятами, слепо ползающими под животом матери. Их две: Чингар и Кухта. А Весты нет. Но сейчас не время думать, куда потерялась собака Залихватова. Идёт жестокая борьба, травля зверя, бой не на жизнь, а на смерть. Собаки яростно, азартно бросаются на медведя с двух сторон, стараются схватить его за штаны, забегают вперёд, кружат и делают смелые выпады к оскаленной пасти. Зверь злобно склонил голову к земле, глухо рычит, мотает головой и, кажется, ждёт момента, когда какая-то из лаек окажется на расстоянии выпада. В какой-то момент он бросился на Чингара и догнал бы, если бы отважная Кухта не схватила его за ногу. Рюхнув от боли, зверь разворачивается, стремительно бросается на наглую суку, но встречает пустоту. Опытная лайка мячиком отскочила в сторону. А кобель только и ждал, когда громила повернётся к нему задом, молнией завис на штанах медведя и тут же осадил его назад. Зверь в ярости, машет огромными, крючковатыми лапами, страшно чакает оскаленной пастью и громко, утробно, пугая эхо, рычит. Даже здесь, на этом берегу, Уле кажется, что от громогласного рыка вибрирует воздух.