Тайна перстня Венеры

Света выставляет вперед указательный палец, потом его сгибает и сопровождает сие действо тонким шипением. Немец хохочет так, что у него чуть не соскальзывают очки:

– Я-я, яволь, я понять!

Нет, все-таки мои новые знакомые – такие непосредственные девушки! Вообще-то я тоже за словом в карман не лезу, но барышни меня в этом плане явно опережают.

– Добрый вечер! Похоже, опять русская диаспора в сборе! Отель – как подводная лодка, никуда не деться.

Я оборачиваюсь на голос Татьяны, киваю идущему рядом с ней Саше. Тот стоически тащит на плечах счастливого, сияющего захлебывающимся детским счастьем Егорку. Пацан, с хитреньким личиком, коварно делает папе рожки.

Ах, какая досада! Малыш разоблачен!

Поняв по нашим лицам, что сын делает какую-то пакость, Саша стаскивает сына с плеч и ставит его на землю.

Этой ночью пальма
Мечтает отдаться
Не жди меня, мама
Я буду в номере Дитриха скрываться
И пусть он не хочет
Бифштекса моего лона
Я не злопамятна
И дружка его молча
Возьму в ладони!

Невыносимо!

Блин, что они себе думают, эти турки!!!

Следит здесь кто-нибудь за порядком или как?!

Пожалуйста, кто-нибудь, усмирите эту сумасшедшую…

Ванессы не видно, она вещает с площадки, расположенной значительно выше, в горной части территории отеля. Там растут раскидистые пальмы с растопыренными во все стороны, наглыми, какими-то чисто конкретными ветками. Эта ботаническая распальцовка полностью скрывает страстную поклонницу Дитриха. От творчества дамы у меня вдруг возникли все симптомы беременности, вместе взятые: головокружение, тошнота и страстное желание закатить немцу истерику.

А чего он, елки-палки, провоцирует такие сильные чувства?

И вообще: назвался груздем – полезай в кузов. Делай же что-нибудь с этой сумасшедшей любовищей! Займись с дамой сексом, придуши ее или…

Нет.

Не или.

Вообще.

Мысли выключаются, потому что на территории отеля, на всем огромном пространстве, вдруг гаснет свет.

Надо же, как, оказывается, темно без этих фонарей на тонких ножках, без вмонтированных в клумбы круглых прожекторов, без бус из разноцветных, чуть раскачивающихся на ветру лампочек.

Мгновение люди находятся в шоковом состоянии, и в темноте слышен лишь негромкий шум бьющихся о берег волн, потом раздаются гневные возгласы.

Темень стоит – хоть глаз выколи.

Я только теперь начинаю слегка различать контуры, вижу белую шевелюру Егорки, светлые Лерины локоны.

– Странно – а я думала, только в Москве электричество отрубают, – пробормотала Света, находящаяся где-то слева от меня. У нее сильный, чуть хрипловатый голос, без труда перебивающий возмущенное клокотание наполнившей ночь немецкой речи. – Стоило, блин, в Турцию переться, чтобы тут…

Все остальное произошло в доли секунды.

Захныкал упавший Егор. Осознав, что нахожусь к нему куда ближе, чем Таня, я сделала несколько шагов вперед и нагнулась, чтобы помочь ребенку подняться.

И рядом с нами, в полусантиметре от моей головы, что-то оглушительно громыхнуло.

«Твою мать! Теракт?! Вот уроды, ненавижу, только бы никто не погиб! Знаю я эти взрывные травмы, кучка мяса и костей, кошмар эксперта!» – заметались испуганные мысли, и я, подхватив на руки вопящего мальчика, бросилась в какое-то совсем неправильное место. Нас захлестнула волна несущейся в панике толпы, и в висках застучало: надо устоять на ногах, надо выстоять, потому что иначе нас затопчут.

Когда электричество включилось, люди еще пару секунд машинально бежали вперед. Потом все замерло, только лихорадочный стук сердца показался вдруг звенящим оглушительным набатом.

– Где мама? Папа! Пусти меня, мне больно, ты мне ногу царапаешь! – Ребенок, явно копируя взрослых, всплеснул ручками и горестно покачал головой. – Ох уж эти женщины! Вечно от вас одни проблемы! Скажи, и вот зачем вам нужны такие длинные ногти?!

От последней ремарки я наконец очнулась, нервно хихикнула, опустила тяжеленного мальчика на землю и осмотрелась по сторонам.

Первое же, что бросилось в глаза, – длинный, как столб, Дитрих, отчаянно машущий рукой. Он забрался на скамейку и что-то кричит – но рядом со мной обнимаются его соотечественники, и в воплях их счастья можно оглохнуть.

Потом я увидела черный странный кусок непонятно чего…

Егорка дернул меня за подол, попытался что-то сказать, но тоненький голосок уже было не различить в шумных возгласах радости и негодования. Я присела на корточки и тогда услышала:

– Вот это ветер! Мусорку с цепочки сдуло. Она оторвалась и сплющилась. А если бы по голове попало – больно было бы? Мама говорит: головой падать нельзя, иначе она сломается.

– Правильно мама говорит, – бормочу я, гладя перепуганного, всхлипывающего мальчишку по белым волосикам. Теперь и у него начинается реакция на произошедшее: подбородок дрожит, в глазах стоят слезы. Но он старается держаться: настоящий маленький мужичок. – Мамочка всегда желает тебе самого лучшего. Ты, главное, слушай ее – и все будет хорошо!