Тайна перстня Венеры

Света, сопя, оттащила от моего постамента пару булыжников и тоже завопила:

– Вот теперь прыгай! Только ноги не переломай, а то мужик…

– А то мужик нынче привередливый пошел, – закончила я любимую фразу любвеобильных девиц, приземляясь рядом со Светланой. – Девочки, а забирайте моего немца. Достал уже – сил никаких нет, надоел – хуже горькой редьки. Кстати, я бы, если познакомиться хотела, то в город бы выбралась. Что вы в отеле сидите? И экскурсия – тоже не лучший для ваших целей вариант. Поезжайте в город, в центр, там всякие ресторанчики-лавочки, и кто-нибудь обязательно с удовольствием соблазнится!

Света с Лерой, как мне показалось, заинтересованно переглянулись, похлопали длинными, до бровей, ресницами. Лерин несимметричный ротик шевельнулся, чтобы что-то сказать, но…

– Дорогая! Вот ты где есть! Я тебя потерять! Я тебя искать!

Ослепительно-рыжий, худой, счастливый, как мальчишка. Уже тянется ко мне с тюбиком крема – помазать мою сгоревшую пылающую шею. И так рад, что может оказать услугу, лицо светится, а улыбка – во все белоснежные тридцать два.

Псих какой-то!

SPASIBO TEBE ZA KLASSNIJ SEX!!!

Убила бы!

Убью!

Но какое же у него счастливое лицо, когда он на меня смотрит! Вот именно теперь, в этот момент, голову даю на отсечение, он любуется мной с искренним восторгом.

Поди пойми этих мужиков. Мной любуется – с какой-то другой бабой трахается. Кстати, как же интересно, с какой именно? И зачем они затеяли весь этот цирк с моим участием?!

– Ой, Наталия, Дитрих, какая встреча! В автобусе я вас не видела, дремала. – Ванесса в голубом легком платье выглядит так прекрасно, как будто бы не проболтала с нами полночи в баре, налегая на крепкие коктейли. – А я и не знала, что вы тоже собираетесь на экскурсию. Вы первый раз в Эфесе?

После того как я кивнула, актриса продолжила:

– А я уже, наверное, раз в пятый. Я вообще в Турции люблю отдыхать. Пара часов в самолете – и уже на месте, никаких виз, никаких очередей в посольствах, можно сразу идти на пляж. Но люблю не Средиземноморское, а именно Эгейское побережье. Обычно в Бодруме останавливалась, но это более дорогой курорт. Теперь, как и все после кризиса, стала учиться жить экономнее. Решила посмотреть, что за Кушадасы такие – здесь в сравнении с Бодрумом дешевле. И опять не смогла удержаться, чтобы не съездить в Эфес. В эти камни влюбляешься мгновенно, правда? А еще знаете…

Я не знала.

Я ее уже не слышала.

Я поняла, что меня настораживало.

И собиралась выяснить все подробности…

Эфес, I век н. э

Надев на палец перстень (голова как пьяная, не потерять бы дорогое украшение, в нем – все: свобода Феликса, жизнь, любовь), с бессмысленной счастливой улыбкой, Теренция возвращалась домой.

Как не хватает теперь подруг-гетер из лупанария! С ними можно было бы вдоволь насплетничаться, рассказать все-все, не упуская ни единой подробности. Однако теперь рядом, увы, только рабыня. Конечно, Петра – очень милая девушка. Она добра и многому научила Теренцию. Но есть такие вещи, о которых с ней не поговоришь. Ай, сколько раз уже было. Как заладит: «Грех, грешно, во грехе живете, надо по-другому!» С ней можно поспорить, сказать, что если бы Господь на самом деле был таким суровым, как про него думают, он ни за что не стал бы избавлять Феликса от верной смерти. Но ведь спас – для любви, для радости. Значит, нет ничего такого плохого в ослепительно-ярком прекрасном счастье. Только Петра – она такая упрямая. Не понравятся ей эти рассуждения, расстроится, разворчится, поэтому лучше с рабыней на такие темы даже и не заговаривать.

А Феликс… Теренция залилась смехом.

Нет, сначала все было не смешно. А очень нежно, красиво, чувственно.

От его дразнящих поцелуев тело мгновенно стало сладко вздрагивать. Захотелось тоже провести язычком по его смуглой гладкой коже, добраться до большого твердого члена, распалить ласками.

Феликс шутливо вжал ее в ложе:

– Т-с-с, тихо, все потом. Не трогай меня пока. Наслаждайся…

Его губы превратили грудь, живот и бедра в алтарь, который боготворят, которому поклоняются, жертвуя бесчисленное количество изматывающих поцелуев.

– Люблю твои соски… Ты знаешь, какой красивый у тебя пупочек… А здесь ты такая нежная-нежная… Любимая, сколько я мечтал о том, как поцелую тебя и пойму: ты хочешь, чтобы я вошел в тебя… Ты такая влажная, вкусная, вот возьму и съем тебя…

Теперь не понять, что сводило с ума больше – его ласки или его слова.

Любимый голос шептал непристойности. Перед глазами все плыло. Воздуха не хватало.

Наконец сжалился, развел согнутые в коленях ноги.

Какой же он все-таки там прекрасно огромный. Но медленный, изматывающе неторопливый. Член входит в вагину так неспешно, что хочется схватить Феликса за ягодицы, поскорее проткнуть себя им…

Так умирающий от жажды глотает воду, так любовь наполняет все тело до краев. А потом вдруг неожиданно выплескивается через край и уносит, сладко, стремительно…

Отрезвление происходит быстро.

– Я хочу, чтобы у нас был ребенок!