Тайна песчинки

Хинт тоже хотел спать, но понимал, что надо вытерпеть. Как всегда в таких случаях, он решил чем-нибудь отвлечься. Он, например, любил подсчитывать, сколько на земном шаре паровозов и лошадей и какое соотношение между гужевой и механической силой. В эту ночь он впервые за долгое время вспомнил, что он инженер-строитель и что ему еще придется долго возрождать города и села, уничтоженные войной. Без всякой связи с этой мыслью он вдруг спросил самого себя: сколько лет этой часовне? Сто? Двести? Из какого камня она сложена? Во всяком случае, камни скреплены известково-песчаным раствором. Он начал обшаривать стену, у которой они сидели, наткнулся на какую-то щербинку, ковырнул ее. Все это он делал без всякой цели, только для того, чтобы как-то занять себя. Потом он начал шепотом подсчитывать, сколько понадобится кирпичей для того, чтобы поселить всех жителей городов мира в хороших квартирах.

Миллионы переходили в миллиарды. Хинт шептал какие-то фантастические цифры, и то ли от этого шепота, то ли от холода проснулся Юрий. Он прислушался и спросил:

— Ты что — бредишь?

— Нет, почему ты так думаешь?

— А что ты шепчешь какие-то миллиарды? Я уже давно прислушиваюсь к твоим расчетам. У тебя есть клад?

— Я подсчитываю, сколько понадобится кирпичей, — ответил Хинт.

— Для чего?

— Для новых домов.

— Это единственное, что тебя сейчас занимает?

— Конечно, я бы отдал теперь все свои миллиарды кирпичей за сто граммов хлеба, — сказал Хинт.

— Эта первая разумная мысль убеждает меня, что ты еще не свихнулся. Тебе надо поспать. Я посижу, покараулю.

Но Хинт долго не мог уснуть. Юрий это заметил и неожиданно ударил Хинта.

— Это лучший способ выбить из тебя все мысли, — шепнул Юрий. — Спи или, может быть, спеть тебе колыбельную?

Хинт прижался к Юрию и действительно быстро заснул.

Он проснулся от яркого света и вскочил. Юрий спал. Первые лучи солнца пробивались через маленькие окошечки. Хинт разбудил Юрия. Они прислушались. Доносились чьи-то голоса. По-видимому, вблизи проходила дорога. Конечно, часовня могла быть только у дороги и оставаться здесь уже нельзя.

— Надо идти, — говорит Хинт.

— Нет, теперь нельзя — пусть стихнут голоса, — возражает Юрий.

Они осторожно вышли из часовни. Хинт делал вид, что осматривает это древнее сооружение. Полосатые куртки они сняли, перекинули их через руку. Конечно, в это холодное осеннее утро никто не поверит, что им стало вдруг необычайно жарко и им приятнее остаться в нижних сорочках. Но и в полосатых куртках идти нельзя. Об их побеге, конечно, сообщили во все деревни, за их головы назначена какая-то плата — пусть небольшая, но все же для подлых людей это неплохая приманка.

Они все еще не решались отойти от часовни. Хинт продолжает играть роль хранителя древних сооружений.

— Конечно, эта часовня принадлежит к архитектурным памятникам какого-то века.

— Какого? — усмехается Юрий.

— Я думаю — семнадцатого, — серьезно отвечает Хинт.

— Не может быть — двести лет этой халупе?

— Это не халупа, — возражает Хинт. — Посмотри, какие крепкие стены. Здесь, должно быть, разорвался снаряд, но не очень повредил старую часовню.

— Ее оберегает бог, — подшучивал Юрий.

— У этого бога хорошие камни.

Хинт изучал осколок стены с таким видом, будто ему в самом деле поручили в этот ранний час определить долговечность часовни.

Голоса стихли.

— Идем, — позвал Юрий, — никого нет. Быстро идем.

— Да, надо идти, — шепчет Хинт.

Они заметили женщину, которая шла от деревни к картофельному полю.

Она уже тоже их увидела. Как быть: идти к ней навстречу или бежать от нее?

— Я подойду к ней, попрошу хлеба, — сказал Хинт.

— Нет, — ответил Юрий, — это опасно. Кто знает, может быть…

Юрий не успел договорить — Хинт побежал к лесу. Юрий едва поспевал за ним.

— В чем дело, почему ты так побежал?

— Женщина махнула рукой, указала на лес. По-видимому, в деревне немцы, — ответил Хинт.

Они углубились в лес, потом осторожно вышли на опушку леса и увидели в крайней усадьбе немецкий грузовик.

— Спасибо тебе, женщина, — шептал Хинт, — спасла нам жизнь.

Они снова побежали в глубь леса, залезли в кусты, сидели и молчали.

Только в этот момент Хинт почувствовал, что рука его что-то сжимает. Он даже не успел бросить осколок камня — кусок стены часовни.

— На кой черт тебе дался этот камень! — сказал Юрий. — Давай обдумаем, куда идти.

Юрий снова начал считать время. У них нет карты, нет даже приблизительного представления, что их ждет впереди.

— Нужна какая-то ясная цель, — сказал Юрий. — Надо где-то выйти на дорогу, и тогда мы поймем: приближаемся ли мы к нашей цели или удаляемся от нее.

— Теперь я ни о чем не хочу думать, — ответил Хинт.— Я хочу наслаждаться свободой. Впервые за два года я могу идти куда хочу, могу бежать, могу сидеть, могу стоять. Никто не кричит на меня. Это уже великая победа. А голод… Ничего, мы что-нибудь найдем.

Они были истощены, измучены, голодны, но считали себя счастливыми людьми. Хоть на каждом шагу их подстерегала смертельная опасность, но промелькнувшая смерть их уже не тревожила — она осталась там, в деревне. Они напоминали беззаботных детей.