Тайна племени Голубых гор

Иногда наблюдается резкая возрастная разница между людьми, связанными церемонией «лука и стрелы». Однажды в Тарнадманде мне показали двухлетнего малыша, который за месяц до этого дал лук и стрелу двадцатидвухлетней женщине. Это объясняется нехваткой в данной фратрии мужчин соответствующего возраста. Может случиться так, что женщина умирает бездетной. Бездетность, по представлениям тода, один из крупных недостатков женщины. Согласно поверьям, умерший тода должен прийти в страну мертвых полноценным, оставив все свои несчастья и невзгоды в мире живых. Поэтому, если умершая была бездетной, «пурсутпими» соблюдается при погребальной церемонии. Что касается погребальной церемонии для мужчины, то во время нее вместе с его личными вещами (которые ему будут нужны в стране мертвых) обязательно сжигается лук и стрела. Мужчины тода довольно терпимы к фактам сожительства женщин с мужчинами-иноплеменниками, но весьма щепетильны в вопросах церемониального отцовства в таких случаях. Женщина, забеременевшая от иноплеменника, должна, как правило, пройти церемонию «пурсутпими» с тода. В этом отношении характерна история Пергуда из рода Инкитти, кончившаяся убийством. Одна из женщин тода жила с местным мусульманином. Когда стало известно, что женщина ожидает ребенка, Пергуд решил дать ей лук и стрелу. Однако мусульманин воспротивился этому, так как по своей неосведомленности считал, что Пергуд претендует на женщину, как на жену. В одной из очередных ссор Пергуд убил мусульманина, за что был заточен в тюрьму. Его выпустили через несколько лет по амнистии. Он нашел женщину и объявил ее сына своим.

Женщина должна быть матерью — такова древняя традиция матриархальных времен. Патриархат также устанавливает свои традиции — мужчина должен быть отцом. Дети принадлежат его роду. И поэтому на стыке этих двух периодов и возникла своеобразная церемония «пурсутпими». Если ты женщина — ты мать, если ты мужчина — ты отец. Этим сказано пока все. Слова «муж» и «жена» отсутствуют в лексиконе тода. Но пусть представитель развитой цивилизации не усмехается снисходительно, узнав об этом. Настоящее тода — его прошлое. Оно неразрывно связано с ним.

имя на рассвете

Неверный язычок пламени в медном светильнике дрожит и мечется из стороны в сторону. Изогнутые прокопченные жерди потолка и углы тонут в темноте. Из этой темноты возникает призрачная фигура женщины. На ней белая туника, укрепленная на одном плече. Костлявой рукой она держит стакан с аракой. Мутная жидкость, налитая до краев, выплескивается от неосторожного движения. Редкие зубы женщины торчат вперед, и это придает ей сходство с крысой.

Как будто сквозь сон я слышу голос женщины-крысы:

— Пей, ты теперь наша сестра. Ты шла вместе с нами и помогала нам. Род Квордони теперь твой род. Все наше — теперь твое, и все твое — теперь наше.

Я с трудом поднимаю отяжелевшую голову. Кажется, я заболела.

— Нет, амма, — говорю я. — Не буду пить.

Женщина настаивает. Рядом со мной опускается Тайсинпуф.

— Пей сама, — обращается она к женщине-крысе. — Оставь сестру.

Тайсинпуф тянет с меня шерстяное одеяло.

— Возьми путукхули. Я буду танцевать в твоем одеяле. Я заворачиваюсь в путукхули. К моему удивлению, оно оказывается теплым. Завернутая в одеяло Тайсинпуф выплывает на середину хижины. К ней присоединяются другие женщины. На противоположной суфе сидят мужчины. Их бороды отбрасывают причудливые тени на прокопченные стены. До рассвета еще далеко.

…Мы шли долго. Это была длинная дорога через джунгли. Один за другим двигались люди, завернутые в древние тоги. Над джунглями поднялась луна и залила все вокруг голубым призрачным светом. Белые путукхули сверкали в лунном сиянии, а черные и красные полосы четко выделялись на них. Дул резкий, пронзительный ветер. Я завернулась в шерстяное одеяло и, видимо, была единственным инородным пятном в этой длинной веренице движущихся фигур. Шли мужчины, женщины, несли на руках детей. И так миля за милей через ночные голубые джунгли. Шли люди, и древняя гортанная песня плыла над ними. Они шли, как ходили их предки тысячи лет назад. И те же джунгли стояли вокруг. Казалось, время остановилось в заколдованном лесу. Этой ночью на земле существовало только древнее племя тода и его странная неповторимая песня. Песня кочевников. Но наконец где-то в зарослях у потока раздались голоса, и навстречу вышла Тайсинпуф.

— Аё! Амма! — воскликнула она. — И ты пришла вместе с тода?

Взяв меня за руку, она пошла по тропинке в лощину. Совсем неожиданно среди зарослей возник залитый лунным светом манд.

— Сегодня моему сыну дадут имя, — сообщила Тайсинпуф.

Все жители Квордони вышли встречать гостей. Раздавались приветствия, шутки, смех. Мужчины образовали круг и стали танцевать. Гости быстро разошлись по хижинам. Тайсинпуф увела меня к себе. Теперь я сидела и ждала церемонии наименования, которой тода всегда придают большое значение. Восьмимесячный виновник торжества мирно посапывал в углу на глиняной суфе.