Тайна подводного сейфа СС

С тех пор, вспоминали его соседи из деревни Гессль, Штайнэггер и стал мрачным, угрюмым, замкнутым. Самих же односельчан ландвирта отвадил от хождения в лес, на перешеек, что пролег между Грундльзее и Топлицзее, — приказ гестапо. От него веяло могильным холодом. “За усадьбу Штайнэггера проходить запрещается. В каждого, кто войдет в лес будут стрелять без предупреждения…”

А вскоре крестьян по ночам стал будить рокот автомобилей, надрывные сирены и гудки военных грузовиков, властные окрики патрулей. Выглядывая из-за занавесок окон, они замечали, как в направлении Топлицзее проходили тяжело груженные, крытые брезентом автомашины.

Время от времени из ущелья, стиснутого скалами Мертвых гор, до слуха жителей деревни Гессль долетали глухие звуки взрывов. Крестьяне догадывались грозное эхо накатывалось со стороны озера Топлиц.

…Телега Штайнэггера, покачиваясь на травяных кочках, миновала нашу группу и, оставляя свежую колею примятых стеблей, проехала под приподнятым шлагбаумом. Патрульные, оцепившие район Топлицзее, беспрепятственно выпускали ландвирта за околицу его усадьбы, в глубь ущелья и на сам перешеек. Как мне рассказали знакомые австрийские журналисты, свободу передвижения в “запретной” зоне Штайнэггер получил ценой нелегкого признания, нарушив тем самым “обет молчания”.

ПРИЗНАНИЕ СВИДЕТЕЛЯ

— В одну из ночей между 29 апреля и 5 или 7 мая 1945 года меня разбудили эсэсовцы, — рассказал Штайнэггер следственной комиссии МВД Австрии. — Мне приказали запрячь лошадей в повозку и перевезти ящики из автофургонов, остановившихся у озера Грундль.

Перед самым домом Штайнэггера уже стояли два грузовика с откинутыми бортами. Ландвирт подогнал свою упряжку прямо к кузовам автомашины. Эсэсовцы сразу же начали перегружать в телегу большие, тяжелые ящики.

— Всю ночь я возил эти ящики от Грундльзее к берегу Топлиц, — продолжал свою исповедь Штайнэггер. — Ящиков было не менее шестидесяти, и мне пришлось совершить на своей фуре двенадцать поездок в оба конца.

— Я видел, — клятвенно заверил ландвирт, — как потом эсэсовцы перегрузили ящики в лодку, а затем сбросили их в озеро, метрах в ста от берега.

Показания Штайнэггера совпали со свидетельством бывшего узника филиала концлагеря Маутхаузен в Эбензее английского военнопленного Патрика Лофтуса. Эсэсовцы использовали его вместе с двадцатью другими заключенными — англичанами и французами на подсобных работах в районе испытательной станции ВМС на озере Топлиц.

— Однажды, — поведал Лофтус корреспонденту итальянской газеты “Унита”, — мы увидели приближающиеся четыре грузовика. С них спрыгнули около двадцати эсэсовцев и начали сбрасывать в озеро какие-то металлические ящики. Солдаты работали почти молча. Но я услышал, как один из них сказал, что по приказу Гитлера все военнопленные, находящиеся в этом районе, должны быть расстреляны…

Узнику Маутхаузена, однако, удалось скрыться от эсэсовской охраны в сумятице последних дней войны. Рассказ Лофтуса дополнили свидетельские показания австрийца Виктора Гайсвинклера. В последнюю военную весну 1945 года он тоже оказался на озере Топлиц. Как ни вездесущи были “ухо и глаз” гестапо, от нацистских ищеек все же ускользнуло одно важное обстоятельство его биографии. Гестапо, конечно, и не подозревало что в лице привлеченного к работе на секретной станции ВМС Гаисвинклера они имеют дело с участником движения Сопротивления заброшенным самолетом английской разведкой в район Бад Аусзее! Гитлеровцы настолько ему доверяли, что даже включили в команду охранявшую испытательную станцию. Таким образом однажды ночью Гайсвинклер стал свидетелем того как военнопленные из Маутхаузена по приказу эсэсовцев сбросили в озеро 24 ящика.

Эта партия ящиков оказалась на вес легкой и трудно затопляемой. Поэтому эсэсовцы и пленные прикрепили к ящикам подобранные, тут же на берегу, тяжелые металлические канализационные трубы, обмотали их проволокой и только после этого отправили ящики на дно озера.

…Примерно минут 30–40, может быть, и меньше наша корреспондентская группа гурьбой двигалась по лесному перешейку отделявшему озеро Грундль от Топлицзее. Наконец мы добрались до прибрежной полосы Топлицзее и вышли к его уединенному ложу. Взору открылись неприступные скалистые берега. Черная, как в омуте, вода. У единственного топкого подхода к озеру, где мы столпились в ожидании дальнейших инструкций, из воды торчали полусгнившие коряги.

Мелькнула невеселая мысль: “Кажется, только злой умысел был способен заставить человека приблизиться к Топлицзее…”